То был мой театр | страница 41



Трагедия Маяковского - это трагедия нигилистической интеллигенции, - бубнит один.

- Вас не понимают рабочие и крестьяне, - вторит другой. Чем парируют эти привычные доводы таганские Маяковские? Фрагментами его же стихов и статей.

- Советское, пролетарское, настоящее искусство должно быть понятно широким массам. Да или нет?!

- И да, и нет.

Да, но с коррективами на время и пропаганду. Искусство не рождается массовым, оно массовым становится в результате суммы усилий... Чем лучше книга, тем больше она опережает события... Массовость - это итог нашей борьбы, а не рубашка, в которой родятся счастливые книги какого-нибудь литературного гения...

- Классики - Пушкин, Толстой - понятны массам. Да или нет!?

- И да, и нет.

Пушкин был понятен целиком только своему классу, тому обществу, языком которого он говорил, тому обществу, понятиями и эмоциями которого он оперировал.

Понимала ли Пушкина крестьянская масса его времени, - неизвестно, по маленькой причине - неумению её читать.

Как же нужно сегодня, нам, читать Маяковского - и поэзию, и статьи, и пьесы! И как редко - по куче причин - мы к нему обращаемся. Театр это сделал за нас. Приведённый кусок дискуссионной статьи, преподанный средствами театра, заставляет думать и тех, на кого Владим Владимыч и не рассчитывал. Не рассчитывал, что для нас (вспомните: светлое будущее в "Клопе" датируется уже давно прошедшим 1979 годом!) актуальны будут такие его строки:


Человечья гордость,

    смирись и улягся!

Человеки эти -

    на кои они ляд!

Человек

    постепенно

         становится кляксой

На огромных

    важных

         бумажных нолях...

Бумажищи

    в портфель

          умещаются еле,

белозубую

    обнажают кайму.

Скоро

    люди

           на жительство

                 влезут в портфели,

а бумаги

    наши квартиры займут.


Или вот это:


Ухо в метр

    - никак не менее -

за начальством

    ходит сзади,

чтоб, услышав

    ихне

         мнение,

завтра

    это же сказать им.

Если ж

    старший

           сменит мнение,

он

    усвоит

                мненье старшино:

- Мненье

    это не именье,

Потерять его

    не страшно.


Последние два стиха произносит в спектакле, естественно, Смирнов. Произносит органично, даже несколько с вызовом: а вот я такой! на том и выбился! а вы мне ещё позавидуете, и ваш Маяковский тоже!..

"О месте поэта в рабочем строю" дискутирует Маяковский Смехова и Шаповалова с тщедушным и внешне совершенно безвредным фининспектором - Джабраиловым. Настолько безвредным, что может "даже ямбом подсюсюкнуть", не ямбом, конечно, но произнести одну-две строфы известного стихотворения, переводя его в диалог, и оттенить важность произносимого самим Маяковским - и про хрестоматийную добычу радия, и про то (эту реплику подаёт Шаповалов), что: