— Товарищ генерал! Танк для выполнения специального задания прибыл. Докладывает лейтенант Селезнев.
— Что же, лейтенант, принимай гостей — меня да радиста. Поместимся в твоей коробочке?
Танкист внимательно взглянул на высокую фигуру генерала, на солдата, из-за спины которого тонким прутиком торчала антенна:
— Удобств больших не обещаю, но поместиться должны.
— Тогда по машинам...
Первым нырнул в люк танкист, повозился там немного и появился вновь. В руках у него был шлемофон.
— Надевайте, товарищ генерал. А то без привычки в фуражке опасно. Тряхнет как следует — приложитесь к броне.
Василий Георгиевич снял фуражку, натянул танковый шлем. Едва генерал и радист сели в танк, как взревел мотор, и, покачиваясь на неровностях дороги, боевая машина двинулась по направлению к передовой. Рязанов с любопытством осматривался в тесной бронированной коробке, внимательно наблюдая за скупыми, уверенными движениями механика-водителя.
— Слушай, лейтенант, а машина у тебя вроде ничего?
— Что вы, товарищ генерал! Она нашей «тридцатьчетверке» и в подметки не годится: проходимость маленькая, из пушки только по воробьям стрелять: калибр всего сорок миллиметров. Нет, кажется, последние дни я с ней мучаюсь. Скоро получу свой родной Т-34. Вот на нем и повоюем, а не на этом катафалке.
Мотор ревел в полную силу, а скорость едва перевалила за 20 километров. Солнце только-только поднялось над горизонтом и не успело накалить броню танка. Проскочив небольшой лесок, остановились на опушке.
— Все, товарищ генерал, дальше нельзя. До «передка» всего метров двести осталось.
— Добро. Давай у этого куста затормозим. Отсюда передний край как на ладони. И небо просматривается до самого горизонта...
Наклонившись к радисту, генерал приказал:
— Разворачивай рацию, да побыстрее!
Когда в небе появились первые «илы», все было готово. Рязанов внимательно наблюдал за обстановкой в воздухе и на земле. Он не случайно выбрал эту позицию: здесь пехота при поддержке танкового батальона должна была сегодня ровно в одиннадцать провести разведку боем. Накануне Рыбалко просил штурмовиков немного обработать вражеские позиции.
Когда показалась девятка «илов», Василий Георгиевич уверенно взял в руки микрофон:
— «Горбатые», «горбатые»! Я — «Грач», пройдитесь по высоте восточнее развалин.
Он с удовольствием наблюдал, как штурмовики на бреющем высыпали бомбовый груз на головы врага. Высота вспухла черными разрывами.
— Я — «Грач»! Неплохо, а теперь еще разок.
