— В западных холмах, — ответил Цзеба.
— Он жив?
— Я не знаю, — ответил Цзеба, размазывая слезы по лицу.
— Он умер? — прошептал привратник и снова тряхнул его.
— Я не знаю, — завопил Цзеба.
Тут рысью прибежали стражники, а за ними — Ю Ши, учитель, в теплом халате и ночных туфлях.
— Пошли спать, больше вы здесь не нужны! — крикнул привратник стражникам.
И они, довольные, поспешно ушли.
Учитель, поеживаясь, потому что ночь была свежа, оглядел каморку, увидел Цзеба на полу и хмуро сказал:
— Цянь ю чэ, хоу ю чэ — впереди повозка, позади след. Где дураки и дурачество, там и господин Цзинь.
— Ах нет, почтенный Ю Ши, — возразил привратник, — боюсь, что на этот раз случилась беда.
— Скажите мне, что вы знаете, почтенный Ио Чжа, — спросил учитель.
— Боюсь, что нам придется немало потрудиться, пока мы что–нибудь узнаем, — ответил привратник.
И действительно, уже начинало светать, когда пинками, угрозами, обещаниями подарков удалось им наконец выведать у Цзеба все происшествия предыдущего дня. И если опустить заикания, и вопли, и повторения, и обращения к духам предков и соединить все по порядку, как одно за другим случилось, то получился бы такой связный рассказ.
Убежав из страшной хижины, Цзинь и Цзеба довольно долго бродили по ущельям и лощинам, пока выбрались опять к западным холмам. Солнце постепенно спускалось по их правую руку, и потому они знали, что столица Цзи находится там, где бьется их сердце и куда направлены их стремления, и могли сообразить, какого пути держаться. Господин Цзинь был очень сердит, потому что натер себе ноги кожаными сапогами. И, конечно, голод не уменьшался, а увеличивался с каждым часом. Тут, спускаясь с одного холма и надеясь, что этот холм последний, на узкой тропе встретили они мальчика, по–видимому, их сверстника, хотя потом и оказалось, что ему всего тринадцать лет и он на целый год их моложе. Мальчик был очень широк в плечах, так что казался даже ниже, чем был на самом деле. Он был в простой холщовой одежде, и ее полы были заткнуты за> пояс, чтобы не мешать движениям. Но головная повязка была красиво повязана в виде знака «И» — «стрелять стрелой», так что один ее конец спускался нарядным изгибом, оттеняя левую щеку. В руке он держал лук, а через плечо были перекинуты два диких гуся, пронзенных одной стрелой. Он так и нес их, не вынув стрелу, и, видно, собирался похвастаться удачным выстрелом.
При виде гусей Цзинь потерял самообладание.
— Продаешь гусей? — крикнул он.
