Статиръ | страница 28
Поистине — «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»!
Ужасная участь постигла декабриста Гавриила Батенькова — двадцать лет одиночки в Петропавловской крепости и еще десять лет сибирской ссылки. И несмотря на такую судьбу он оставил феноменальное литературное наследие — от стихов до переводов, от политических проектов до оригинальнейших писем–дневников. Большая часть работ этого репрессированного автора ХIХ века до сих пор не увидела свет.
Долгие годы отрезанный от внешнего мира и не имеющий другой жизни, кроме сферы духа, «Одичалый» — такое литературное имя выбрал себе Батеньков — произвел над собой невольный эксперимент: поместил себя внутрь Слова и обрел его первичное и высшее, евангельское понимание: «Человек Божий весь внутрь себя. Лицо его обращено к Свету, явно ему сияющему, и ухо к Слову, явно с ним беседующему… Было откровение: слово Божие…»
И узник «Одичалый» не был одинок в своем духовном порыве. Во время суда над декабристами Петропавловка не вмещала преступников, выгородили деревянные временные клетки в коридоре, по обе стороны. И вот сидящий в одной из клеток Михаил Лунин вдруг услышал голос, произносящий стихи на французском. В наши дни они будут переведены так:
— Кто сочинил эти стихи? — спросил голос в тюремном коридоре.
— Сергей Муравьев — Апостол.
Он был повешен, вместе с четырьмя его товарищами, вожаками восстания, на рассвете 13 июля 1826 года.
Тьма объяла поэта, но вспышка его Слова и во тьме светит…
У штурвала державы стоял теперь новый император — Николай I. Восстановил спокойствие и стабильность. И повел государство по единственно верному пути. А чтобы впредь не повторились опасные сотрясения, было создано Третье Отделение собственной Его императорского величества канцелярии — любимое детище царя, «всевидящий глаз» и «всеслышащее ухо», опора трона. Цель все та же — борьба с крамолой во всех ее проявлениях, но выраженная изящней: пресекать «умствования» и «мечтательные крайности». И методы — изощренней и грамотней.
В жандармы, под личное крыло царя, шла элита — самые преданные, самые разумные, из лучших аристократических фамилий офицеры. Безоблачный, безмятежный, как небо, голубой жандармский цвет стал моден. Прибавьте сюда белоснежные, как совесть праведника, перчатки. И выпирающий в лосинах мужской причиндал. И перед вами — идеал. Желанная вертикаль власти.