Но Соколовский, человек все же умный, решил, видимо, сыграть в обратную игру. Выказать некое благородство.
Усмехаясь своей таинственной и все же подловатой улыбкой алкаша–попрошайки, он молча подошел ближе, сунул руку в один карман, в другой, что–то нащупал, поиграл там пальцами (уж не прикидывая ли, сколько дать?) и вынул розовую сотенную бумажку.
— Вот… прошу великодушно простить, — заговорил он, настойчиво заглядывая в глаза своими немигающими серыми, — задержался с отдачей… брал у Михаила… конечно, мог бы подождать… но поскольку занимал на месяц, то и отдаю не позже… — И он протянул деньги, и Татьяна, вспыхнув от недоверия (не обманывает ли актер?!), отступила на шаг. — Ну, чего вы, Татьяна Сергеевна?! Не с процентами же — между своими?!
— Да о чем вы?! — пробормотала Татьяна, и деньги пришлось взять. — Только мне он ничего не говорил…
— А зачем он будет говорить?! — рассмеялся актер, выкатывая темные обкуренные зубы. — Если бы это он занимал… да и в таком случае — зачем туманить столь прелестную головку?..
Татьяна неловко сунула деньги в карман куртки, все больше подозревая, что актер придумал свой долг с единственной целью предстать красиво перед ней. Наверное, теперь он чего–нибудь потребует: пойти в его недостроенный коттедж, поговорить по душам, вина выпить и пр. И Татьяна, торопя события, улыбнулась и как бы легкомысленно бросила:
— Вот и спасибо… как раз на такси… заработалась и подумала, как бы теперь быстрее домой добраться. Хотите вишни? — Кивнула на кусты и пошла складывать лопаты и перчатки в гараж.
Услышала шаги. Наверное, уж не набросится сзади.
— Я почитаю вам, Татьяна, — встав довольно близко, произнес актер, напрягая голос, как Каргаполов, делая его по тембру богаче, — монолог Гамлета. В переводе, естественно, Бориса Леонидыча.
Быть иль не быть, вот в чем вопрос.
Достойно ль
Души терпеть удары и щелчки
Обидчицы судьбы иль лучше встретить
С оружьем море бед и положить
Конец волненьям? Умереть. Забыться…
Татьяна, стараясь не суетиться, заперла гараж, затем повесила купленный еще Миней новый замочек на дверной косяк избушки — пусть издали кажется, что дверь заперта.
— Извините, — буркнула Татьяна.
— Понимаю, понимаю, — снисходительно пробормотал он. — Но каково, да?! Особенно про «униженья века, позор гоненья… надменность власть имущих…»
— Да, да. Спасибо, я поехала.
Покосилась — а он все стоит, корябая пальцем бородку, с понимающей улыбкой глядя в спину одинокой женщины. Наверное, решил, что первая попытка приручить прошла успешно. Ну, давай–давай. Прохладно улыбнувшись ему и тут же картинно погасив улыбку, Татьяна быстро зашагала (так и оставшись в трико) в сторону автобусной остановки.
