Мать качает меня на руках…
Деревянный домишко продрог.
Он по крышу — в снегах.
Он — в глуши, он вдали от дорог.
Тишиной начинается век,
не затишьем ли перед грозой?
Тишина — как струна —
в деревнях, в городах,
На проселках, на трактах,
над России извечной красой.
Тишина.
Немота.
Все языки молчат.
Глухота.
Только мерзлые вешки по трактам торчат.
Мать качает меня на руках…
«Баю-бай, — мне поет, —
засыпай, — мне поет, —
Засыпай!..»
Спит Россия в снегах.
Воют волки в ночи. Водят свадебный
хоровод.
Спит тревожно Россия.
Невидимый копится гнев.
Где-то искра готовит пожар.
И, свободою захмелев,
Где-то точат уже для грядущих расправ
топоры,
И в затворах грядущие молнии спят
до поры.
Мать качает меня на руках…
«Баю-бай!..»
И трещит керосин.
И, качаясь, дрожит огонек.
И качаются тени, на низкий ложась потолок.
Ходит вьюга по крыше и с воем влетает
в трубу.
Новый век, начинаясь,
мою начинает судьбу.
Тишиной, немотой, глухотой начинается век.
Но горят перед ним уже тысячи огненных
вех.
Он вот-вот — и коснется революций
великих огня…
Мать, качая, вручает великому веку меня.
