. То есть, не просто обезьянничает, а в полном смысле играет собственную партию. Звучало странно, но, если вдуматься, не так уж неестественно. Очень походило на то, как человек тихо «мычит» мелодию себе под нос. Некоторое время продолжался этот тихий дуэт, причём каменное выражение лица неожиданного «партнёра» за это время ни разу не изменилось, а взгляд продолжал сверлить меня. Но это не раздражало; наверное, потому, что никак не получалось воспринимать «собеседника» живым.
Я так увлеклась этим странным развлечением, что между делом совершённое маленькое открытие меня даже не напугало, хотя могло. Оказалось, что это существо всё‑таки моргает, только редко. Правда, делало оно это тонкой плёночкой третьего века. Такой же чёрной, как всё остальное тело.
В общей сложности концерт продолжался около получаса и закончился так же неожиданно, как начался. По счастью, без каких‑либо трагических потрясений. Просто мой собеседник вдруг замолчал на середине такта и резко поднялся на ноги, после чего решительно вышел через тот же участок стены, через который выходил обычно. Проводив его озадаченным взглядом, я растерянно качнула головой в такт своим мыслям. После чего, опустив вниз глаза, обнаружила миску с едой рядом с тем местом, где тюремщик сидел. То есть, он приходил по привычной надобности, но случайно услышал мою музыку и решил послушать?
Я отложила скрипку и взяла в руки миску с уже заранее заботливо сформированным носиком, глядя прямо перед собой рассеянным взглядом. Пыталась вспомнить, слышал ли когда‑нибудь «кормилец», как я играю, но так и не смогла дать на этот вопрос уверенного ответа. Несколько раз он заставал меня со скрипкой, вот только я, кажется, либо именно в этот момент ничего не играла, либо осекалась тут же, как он появлялся. А сейчас просто не заметила.
Интересно, чем подобное может мне грозить? Не является ли у них музыка, например, согласием быть принесённой в жертву? Или вызовом на своеобразную дуэль, которую я проиграла, и теперь должна умереть?
Вариантов была масса, но я решила принять за основу наиболее оптимистичный: что музыку они воспринимают просто как музыку, без лишних экивоков.
Окончательно развеять сомнения мог следующий визит тюремщика, но — не развеял, а, напротив, только усилил беспокойство. Потому что еду мне в следующий раз принесли в тот момент, когда я спала. И через один — тоже.
Похоже, совместные музицирования всё‑таки привели к негативным последствиям. Не меня, — в моей жизни больше ничего не изменилось, скрипку у меня не отбирали и голодом не морили, — но, кажется, моего излишне любопытного надзирателя.
