— Приам!
— Я тебе сколько раз говорил,…не называй меня этим дурацким именем, — закричал сын,
— никогда не называй, — он со злостью запустил снежок в гуся. И снова промахнулся.
— Не понимаю, чем тебе не нравится имя Приам? — словно оправдываясь, спросил у сына Митятюля. — Это ведь имя царя Трои. Царское имя!
— Царское имя? Да это имя — полный отстой. Ребята надо мной всё время потешаются…
«Пана» называют. Зачем ты вообще назвал меня этим именем? Назвал бы лучше
Мишкой как деда.
Митятюля огорчился, услышав слова сына.
— Я хотел как лучше, — негромко ответил он, — прости, сынок. Я и не думал, что тебе придётся страдать из–за имени.
Сын остановился и бросил на отца неприязненный взгляд.
— Шёл бы ты, отец…отсюда. От тебя дома тошно, деваться некуда, а ты ещё сюда припёрся.
— Конечно, конечно, — заторопился Митятюля, — я сейчас уйду. Я не хотел тебе мешать.
Я за гусем пришёл.
— Гуся не дам! — отрезал сын. — Он у меня вместо головы Андрея Голованова. Собью, поставлю вместо головы Петра Слободкина. Они у меня…получат.
— Так эти снеговики вместо твоих одноклассников?
— Пап, какие одноклассники? Они на два года старше меня. В одиннадцатом учатся, вместе с сестрой. Ты даже этого не знаешь. Ты ничего не знаешь! — снова закричал сын. Он ещё раз бросил на отца неприязненный взгляд, а через мгновение повернулся к нему спиной и продолжил кидать снежки.
— Прости, сынок! — в который раз повторил Митятюля и осторожно спросил: — Приам, там надо лестницу почистить. Её засыпало. Восемь ступенек. Делим попал. Половину ты, половину я. Что скажешь?
— Не видишь, я занят! — снова огрызнулся сын.
— Конечно, прости меня!
Митятюлю расстроил разговор с сыном, но он не показал этого. Он повернулся и пошёл обратно. Он зашёл в полуразвалившийся сарай и вытащил лопату. Следующий час он усердно очищал ступеньки лестницы от снега. Закончив с лестницей, он остановился и вытер струившийся пот. Домой идти не хотелось. Подумав, он решил убрать снег во дворе. В следующие два часа он значительно расширил проход, ведущий от калитки к дому. Высота снежных сугробов росла по мере того как расширялась дорожка. Когда он закончил убирать снег, едва смог выпрямиться. Спина нестерпимо болела. Он огляделся и невольно удивился. Вокруг стало совсем темно.
Поглощённый работой, он ничего и не заметил.
— Онаил! — раздался громкий голос жены. — Иди ужинать.
Митятюля положил лопату обратно и направился в дом. Он долго отряхивал снег с одежды, потом повесил куртку в прихожей и направился в сторону ванной. Дверь была заперта. Митятюля постучал. Оттуда раздался раздражённый голос дочери:
