— С удовольствием прочла вашу книжечку. Прочла, как говорится, на одном дыхании.
— Есть замечания? — спросил студент.
— Нет, я не думала о них. Просто читала. И на эту же тему написал Юрий.
Она показала глазами на мужа.
— Вероятно, более научно, но невыносимо скучно.
Она еще с молодости привыкла говорить, что вздумается. Когда-то она была красивой девушкой и до сих пор сохранила уверенность, что ей никто не будет возражать. Особенно это проявлялось в разговоре с мужчинами. Потолстевшая и потускневшая, она держала себя как двадцать лет назад. Впрочем, красивыми у нее оставались глаза: темные, умные.
— Извините, я вас оставлю.
И скрылась за ширмой. Через некоторое время она появилась вновь в другом платье, с дамской сумочкой в руках.
— Всего! Я опаздываю.
Юрий Борисович положил ладонь на рукопись Вощанова:
— Это я прочту завтра. Вам не к спеху?
Но студенту не хотелось уходить. Он стал говорить о том, что у него болело — о недавно арестованном товарище.
— Честнейший человек. Мы учились в одной группе. Я его хорошо знал… Подумав, добавил: — Нет, это не ошибка. Кому-то нужно, чтобы все боялись… При Ленине карали только врагов, а теперь — всех подряд.
Юрий Борисович слушал студента внимательно. И вдруг перебил:
— Чаю хотите?
— Нет. Вы думаете иначе?
Баулин думал точно также, но не хотел об этом говорить. Он встал из-за стола, прошелся по паркету и спросил Вощанова:
— Сколько вам лет?
— Двадцать два.
— Я почти угадал.
Баулин ничего не угадывал, ему не было дела до возраста Вощанова, а спросил он только затем, чтобы не молчать.
Вощанов сидел, закусив губу, печальный и подавленный. Он понял, что Баулин не хочет поддерживать беседу. Вскоре он попрощался и ушел.
Баулин запер за ним дверь на ключ. Оставшись один, он стал листать телефонный справочник. Затем снял трубку и назвал номер. На том конце провода кто-то сказал:
— Слушаю.
— С кем я говорю? Соедините меня со следователем. Все равно, с каким… У меня дело. Я кандидат исторических наук.
Через некоторое время он рассказал кому-то, о чем говорил Вощанов.
— Где он? — спросили Баулина.
— Ушел. Видимо, в общежитие. Явиться к вам? Третий этаж, комната номер сорок девять? Хорошо. Сейчас буду.
Он положил трубку, потрогал ее, убедился, что она хорошо лежит, затем надел новый костюм, повязал галстук. Вернулся он через два часа. Долго стоял у окна и бессмысленно смотрел, как по улице идут прохожие. Покачал головой и сказал вслух:
— Эх, молодость, молодость…
