— Ужасное… ужасное известие, — сдержанно пробасил Милорадович. Николай Павлович быстро, взяв за локоть, повел его за собой, в кабинет.
— Да скажите же, что такое, граф!
Как только закрылись двери кабинета, Милорадович решительно отнял платок от лица
— Известие из Крыма… государь император опасно болен… Дибич пишет из Таганрога… почитайте, — он протянул Великому князю письмо и, отступив на шаг и щелкнув каблуками, почтительно потупился.
Николай почувствовал некоторую слабость в ногах и сел. Письмо лежало перед ним на столе, и он прочел его два раза, прежде чем полностью осознал все значение произошедшего. Радостный смех детей и танцевальная музыка продолжали звучать в парадной зале, но сии звуки, как он вдруг с тоскою почувствовал, доносились уже из другого мира. Дибич писал подробно. Болезнь государя, начавшаяся банальной простудою, около недели назад перешла в тяжелую фазу. В конце стояло, что все питают наилучшие надежды. Стало быть, опасен!
Николай Павлович посмотрел на Милорадовича. В карих глазах генерала играло неприкрытое любопытство. «Ему интересно, что я делать буду», — понял Николай.
— Вот что, генерал, голубчик… — начал он.
— Мужайтесь, мужайтесь, Ваше высочество, — фамилиярно перебил его Милорадович.
— Мне надобно… мое место около матери, Михаил Андреевич, я сей же час еду к ней, — продолжал Николай, взглянув на каминные часы. На часах было ровно шесть. Милорадович значительно закрыл глаза и поклонился. Николай увидел, что генерал ожидает от него еще чего–то. Неужели они хотят совещаться, как будто?.. Да, пожалуй, так следует делать. Милорадович нависал над ним в белом своем мундире, с треуголкой на локте и с сухим платком во второй руке, самодовольно выставив вперед грудь и живот.
«Он окрылен надеждой на воцарение Константина, — понял Николай Павлович, — они друзья. Как это своекорыстно… а впрочем, более чем натурально».
— Я к вашим услугам позднее вечером в Зимнем, генерал, — сказал он, вставая из–за стола.
— Я полагаю, что нелишним будет пригласить и генерала Воинова, Ваше высочество.
Николай Павлович обошел стол и подал руку Милорадовичу.
— Как вам будет угодно. Я счастлив, что в сей тяжкий момент имею в лице вашем бесценную опору, Михаил Андреевич.
После ухода генерала Николай не спешил покидать кабинет. Ему надо было вызвать карету и ехать к матери. Ему надо было переговорить с Шарлоттой. Ему надо было как следует подумать о том, что происходит и как себя вести, но он не мог собрать мыслей. Он сидел за своим маленьким резным столиком, где лежали у него бумаги по дивизии, перечитывал письмо Дибича, и все заботы, каковые только лишь полчаса назад казались ему столь неприятными, испарились как дым, и он уже испытывал тоску по своей прошлой жизни. Он поймал себя на том, что не испытывает родственной тревоги за брата — они не были близки, имея столь значительную разницу в возрасте и положении, а беспокоится он сейчас исключительно о себе. Ему стало стыдно — государь был всегда добр к нему.
