Это чувство — будто мир раскрывается для него, раскрывается почти так же широко, как сулила мечта о работе в Комиссии по досрочному освобождению заключенных, — пришло к нему, когда он стоял у плиты рядом с Джулией.
15
Он пошел в универсальный магазин Хендерсона, где позавтракал, издали наблюдая, как Джулия ходит между столиками, демонстрируя платье из белого крепа. Она его не видела. Мысли о ней не покидали его и вечером, когда он во фраке торопливо сбегал по лестнице в вестибюль. Там его окликнул Дженкинс:
— Эй, сэр, погодите, сбавьте скорость!
— Я спешу.
— Куда ты летишь, черт подери? Публика уходит, если тебя нет.
— Нельзя же, чтобы зал был всегда набит битком.
— Почему больше не видно сенатора и его друзей?
— Он уезжал в санаторий, от запоя лечиться. Сегодня я у него буду.
— А мне, по-твоему, что — от его приемов прибыль идет?
— Тут дело важное! Насчет Комиссии по досрочному освобождению.
— Вот уж не моя забота. Сказано — оставайся, развлеки хоть тех, кто есть… от нечего делать, — сварливо бросил Дженкинс.
Однако Кипу, поглощенному своими делами, было не до Дженкинса. Он взял такси и по дороге заехал к Джулии. Не застав ее дома, решил подождать и вскоре увидел, как она медленно, в распахнутом пальто, идет по улице. Он кинулся к ней бегом, обнял, потащил к такси.
— Я не мог не повидать тебя, девочка. Едем, проводишь меня к сенатору.
— Ой, погоди, шляпу мне сдвинул.
— А тебе и так к лицу.
— Дай дух перевести, — смеялась Джулия, — мчимся, будто на поезд опаздываем.
— А куда едем?
— До конечной станции…
— И на большой скорости.
— Позвони мне, как что-нибудь выяснится.
— А вдруг ты уже спать ляжешь, девочка.
— Я буду ждать, радио послушаю. Обещай, что позвонишь! Прошу тебя!
Он смотрел в ее поднятое к нему лицо, благодарно, с благоговением ощущая, как страстно хочет она быть причастной к его жизни.
— Вот ведь как… — вырвалось у него. Мир распахивался перед ним все шире. — Ну конечно, девочка. — В этот миг машину тряхнуло на повороте, и Джулию бросило к нему на грудь. — Первым делом дам тебе знать.
Перед домом сенатора вдоль бортика тротуара выстроилась целая вереница машин. Такси с Джулией скрылось во тьме за уличным фонарем, но в душе его остался свет ее добрых пожеланий. Да, выходит, он теперь не только человек известный, нужный людям, он теперь любит и любим. Освещенные окна в большом доме сенатора напомнили о его первом вечере на свободе, когда он смотрел на светлые точки огней за рекой. «Как много я успел достичь за такое короткое время», — сказал он себе. Детство в нищете жилища матери, бильярдные, в которых он околачивался, годы тюрьмы — просто невероятно, что все это в конечном счете привело его к порогу роскошного дома сенатора. «А ведь было время — я думал, мне никогда не подняться. О чем мне с ними беседовать? Лучше вести разговор о таких вещах, в которых я что-то смыслю», — размышлял он, подходя к дверям.
