Из-за недвижных белых холмов поднялась светлая полоса, и они заискрились, как хрустальные. Маклейн следил за лучом света и вдруг заметил машину. Вот она подъехала, остановилась на другой стороне дороги. Первым вышел священник, за ним Кейли. Громадный, широкоплечий, в неверном свете утра он казался еще огромнее. Сенатору не терпелось поскорее увидеть его лицо: что, если и сейчас оно такое же дикое и яростное, как у того черноволосого громилы, который десять лет назад орал на судью Форда в зале суда?
Кейли шел без шапки. Ветер трепал его черные волосы. Он переходил дорогу, кренясь навстречу ветру, подставляя колючему снегу смуглое скуластое лицо. Вот он крикнул:
— Здравствуйте, сенатор! — и приблизился, и лицо его было ясно видно. Кейли смеялся.
Чувствовалось, что он полон той же глубокой спокойной веры в добро, какую всякий раз ощущал в нем сенатор во время их бесед в тюрьме. Маклейн был тронут до глубины души.
— Привет, Кип! — откликнулся он.
— Ох, сенатор… Ну что тут скажешь… — Кейли порывисто схватил руку Маклейна. Переполнявшие его чувства вырывались сбивчивыми фразами. — Это… самое чудесное утро на свете!
На лице его таяли снежинки. Оглядев улицу, он поднял глаза к небу. Маклейн взял его под руку и повел к своей машине.
— Уберемся отсюда побыстрее, — сказал он, — покуда никто не видит.
Маклейн усаживался, а отец Батлер и Кип Кейли стояли на ветру и, держась за руки, смотрели друг на друга.
Они были вместе долгих десять лет, и теперь, на прощанье, им хотелось сказать самое главное.
— Удачи тебе, сын мой.
— Мы столько лет вместе, — еле слышно проговорил Кип. — Мы нашли то, что нас крепко связало. И теперь связывает… И не может это порваться, даже если мы будем далеко, верно?
— Да, если мы будем друг о друге думать, — сказал священник. — Я буду молиться за тебя.
И Кип Кейли сел в машину к сенатору. Оба оглянулись: на дороге стояла одинокая фигура отца Батлера, он провожал их взглядом, а следы, оставленные им и Кипом, уже запорошило снегом.
— Поразительный человек! — сказал сенатор.
— Да, он стоит больше и вас, и меня, и любого другого. Я, как только увидел его, сразу себе медяком фальшивым показался. И со всеми он одинаково добрый.
— Это верно. Я понимаю, Кип, что вы сейчас чувствуете.
— Да уж точно, малость волнуюсь, — усмехнулся Кип.
— Еще бы. Я тоже.
Мчась сквозь метель, Маклейн не переставал думать об этом полном энергии исполине, который сидел рядом: «Словно дарю ему новую жизнь». И сенатор ощутил, как душа его наполнилась великой силой и ликованием. Он казался себе творцом всемогущим, но тешился этим про себя, втайне, ведя разговор о делах обыденных. Сказал, что хочет устроить Кипа к Дженкинсу, владельцу гостиницы «Корона». Упомянул также, что несколько приятелей-маклеров собрали для Кипа сто долларов, чтобы помочь ему на первых порах. А сам он сегодня же утром пошлет Кипа к своему портному заказать несколько хороших костюмов.
