Вот будто приоткрылась дверь, и поднявшееся лёгкое движение воздуха погасило слабый, мерцающий огонёк лампадки. В дверном проёме показались размытые, плохо различимые фигуры. Они медленно крались к люльке. Пятро вскочил с лавки, пошарил в поисках лежавшего неподалёку топора и. проснулся. В хате было тихо. Лампадка по–прежнему мерцала синим огоньком. Пятро решил проверить дверь — она была прочно заперта на большую и прочную деревянную щеколду. Открыть её снаружи было невозможно. Всё было, как всегда, но и это странное полузабытьё, и непонятная внутренняя тревога заставляли Пятро быть начеку. Он отыскал топор, положил его у изголовья и прислушался. На улице продолжала завывать метель.
Пятро проснулся от того, что стены вновь стали поскрипывать. Крестьянин взглянул на лампадку, и она вновь погасла у него на глазах. По хате потянуло струёй свежего морозного воздуха. Пятро посмотрел в сторону дверей. Они вновь приоткрылись, и повторился прежний кошмар — в хату, осторожно крадучись, проскользнули три тёмные, плохо различимые фигуры. Пятро хотел схватить топор, но не смог даже пошевелиться. Неизвестные зловещие фигуры направились прямо к люльке, в которой спал младенец. Хозяин попытался вскочить и разделаться с непрошенными гостями, но его старания были тщетными — незнакомцы обступили люльку и принялись что–то делать с младенцем. Что именно — Пятро не мог видеть, потому что непрошеные ночные визитёры закрывали от него люльку спинами.
Наконец они оставили люльку в покое и медленно двинулись в сторону входных дверей. Двое выскользнули наружу, а последний, задержавшись, неожиданно обернулся, посмотрел на Пятро и подошёл к его лавке. Пятро с ужасом увидел, что это один из тех чертей, которые ему приснились.
— Вот тебе подарок, Пятро! От чертей подарок! — хрипло прогнусавил чёрт, довольно подмигнул хозяину и с какой–то злобной, торжествующей улыбкой скрылся в дверях.
Пятро схватил топор и. проснулся. В хате было тихо, лишь за окнами едва слышно завывала пошедшая на спад вьюга. Пятро вскочил с лавки и осторожно пробрался к люльке — Панасик спал безмятежным, спокойным сном. «Приснится же такая дрянь!» — подосадовал Пятро и улёгся на лавку.
Вновь он проснулся от жуткого, нечеловеческого вопля Гали:
— Панасик! Дитятко мое! Родненький мой! Панасик!
Пятро вскочил на ноги и бросился к люльке, возле которой стояла Г аля. Жена в исступлении трясла Панасика и продолжала кричать на всю хату:
