Но главнее главного — Леня читал мне свои стихи! И опять: какой у него голос! Глуховатый, глубокий, мягкий (без комплимента — чуть–чуть Левитановский, успокаивающий, дарующий веру). И как он читает! Без аффектации, без завываний и восклицаний, а вот так, как, верно, читал Северянин (с которым я теперь не расстаюсь в своих прогулках). И, как и Северянина, его стихи, наверное, надо не читать, а слушать. И, Иринка, постарайся, чтобы дети не пропускали папиного чтения стихов, чтобы они запоминали их строчки с его голоса! (Я до сих пор помню папины любимые песни — он хорошо подыгрывал на гитаре — с его голоса: «Ах вы, сени, мои сени» и «Умер, бедняга, в больнице военной» — папа чуть не умер от ран в плену, в австрийском госпитале.)
А сегодня получила эти стихи, что Леня читал, в письме. Так я обрадовалась, так возликовала! Смейтесь, но радость была, как у Вознесенского про лето:
…Такое распахнется лето —
С ума бы не сойти!
За что мне, человеку, это? —
С ума бы не сойти!
Ваша Е. Н.
К письму был приложен отдельный листик.
Вера Соломоновна. Врач–педиатр. Дочка (45 лет) — инженер. Зять — майор — (45–50 лет). Так было там. Здесь: Вера С. — никайон за 1 старухой. Дочка — за 3‑мя старухами. Зять паяет кастрюли на каком–то заводе… В. С. была инициатором репатриации и чувствует себя «виноватой». Поэтому, несмотря на то, что правнук с утра до вечера на ее попечении, подает пример: никайонит… Другой работы нет…
Я перед ней просто преклоняюсь! А история просьбы, с кот. В. С. через Леню обратилась к тебе, такая. 8 марта, когда ты звонила мне, как раз В. С. сидела у меня и горько панически жаловалась по секрету: у дочки неполадки со здоровьем, а ведь старушки тяжелые, когда их купаешь, надо «загружать» и «выгружать» из ванн… и что делать, как помочь… А тут твой ответ: «Я нашла хорошего гомеопата, и все прошло». Вот только это я и передала Вере Соломоновне, а тут — опять–таки случай — познакомилась она с Леней и передала через него просьбу: свести ее с тем гомеопатом. Ирина, кроме нас троих, никто ничего больше не знает о твоих болезнях. Так что не обижайся, что я тут будто все всем про вас «разбалтываю». Твоя Е. Н.
Тебе удобней, наверное, позвонить мне?
Принято думать, что если у тебя трое детей, то ты все успеваешь. Иначе — зачем заводила? А кто–то думает, что с тремя детьми проще, есть какой–то секрет, дети помогают друг другу… Я не знала такого секрета. Меня всегда приводили в трепет мамочки в шубах, на каблуках, с яркой улыбкой. И ребеночек (тоже в шубе!) легко примостился на груди, и носовой платок под рукой, и вещи на месте… Наверное, Е. Н. представляла меня такой. У наших вещей не было места. Баба Тася громко вздыхала, в надежде разжалобить дуршлаг или выманить из укрытия ножницы:
