Жизнь экспромтом | страница 48
Чувствуя себя, как в ловушке, она начала нервно продираться сквозь толпу, которая тут же занялась гаданием вслух, в каком фильме они могли видеть эту актрису. Может быть, у Квентина Тарантино? Или у Спайка Ли? Ах, нет, скорее всего у Спилберга! Да нет, что вы, вряд ли! Не в силах идентифицировать ее ни с одной актрисой, они в упор рассматривали ее с ног до головы и шепотом обсуждали ее внешность. Да уж, с такими сиськами и зубами она скорее всего англичанка. И снималась, наверное, у Мерчанта Айвори или, что более вероятно, у Кена Рассела. В конце концов, должна же она быть кем-то — иначе ее вряд ли включили бы в гостевой список!
— Давай, давай, поторапливайся, наивная дурочка. Мы проходим вместе с Дорианом. — Словно спасая утопающую, Рита крепко схватила Фрэнки за руку и втащила ее в двери отеля. Фрэнки чувствовала себя в полной растерянности.
— То есть как?
— А вот так! — Рита скорчила одну из своих сценических гримас. — Мы должны сюда войти — и мы входим.
— Но каким же образом? — Фрэнки все еще не могла уловить суть происходящего.
— Черт подери, я не знаю, каким образом! — прошипела Рита, начиная терять терпение от бессмысленных вопросов Фрэнки. — Какое, к чертям собачьим, это имеет значение? Мы вошли? Вошли! Что еще тебе надо? — Ее слова звучали так, словно они были парочкой банковских грабителей, которые только что взломали сложную систему сигнализации и теперь собираются урвать изрядный куш. — Пошли, пошли! — Рита больше не собиралась отвечать на всякие дурацкие вопросы Фрэнки. Одетая в весьма откровенный, облегающий топ с люрексом и соответствующую мини-юбку, она решительно потащила подругу через мраморный холл. По контрасту с ней Фрэнки была во всем похоронном: черное платье, черные колготки, черные туфли. Несмотря на все бодрые разговоры с Ритой, она все еще скорбела по своей любви к Хью.
Кордон охранников они миновали по пропуску Дориана, но сам он тут же исчез, неся в руках серебряный атташе-кейс и подметая пол длинным, до пят, меховым пальто, как будто это было не пальто, а горностаевая мантия. Пытаясь следовать за ним, они прошли сквозь две полосы белого муслина, свешивавшегося с потолка и трепетавшего, как паруса на ветру, и услышали впереди гул многочисленных голосов, смех, музыку и звон бокалов.
И тут неожиданно они пришли.
Фрэнки застыла на месте как вкопанная. Ничего подобного она в своей жизни никогда не видела. Действие происходило в знаменитом Облачном баре отеля, но таких баров на Британских островах она что-то не могла припомнить. Никаких пародийных викторианских каминов, никаких ваз с сухими цветами, ситцевых стульев или тяжелых, с кисточками, занавесей, перевязанных золотыми подхватами. По сути, это вообще был не бар — никаких стен, обшитых дубовыми панелями, или медными пластинами, или еще чем-то в этом роде. Вместо всего этого стены здесь были сплошь покрыты рисунками, а посередине находился олимпийских размеров плавательный бассейн, освещенный десятками настоящих, с живым огнем факелов, которые крепились на статуях в римском стиле или на мраморных колоннах. Пол вокруг бассейна был сделан в виде мозаичных панно и завален сотнями подушек — никакая «ИКЕА» с ее простыми, первозданными тонами не могла конкурировать с этими огромными, сваленными в кучи подушками размером с софу, покрытыми наволочками из белого перламутрового бархата и набитыми чистым гусиным пухом. На этих подушках сидело, развалясь и элегантно попивая шампанское, множество людей.