Издавая победные крики наподобие шимпанзе, Джессика повисла на шее Адама и начала целовать его в щеку, оставляя на ней следы от яркого блеска для губ. Адам тоже тыкался губами в ее губы, а затем потащил, как на буксире, в толпу.
Глаза Фрэнки наполнились слезами. Внезапно она явственно услышала, как громко и быстро бьется ее сердце. Как бы сквозь туман она слышала Хью — ровное, безжизненное рокотание его голоса. Она улавливала только обрывки слов, фраз, звуков, но ничего не могла понять конкретно. Как будто он говорил на иностранном языке.
— …наши отношения не сложились… По крайней мере, что касается меня… Я не хочу вить гнездо и пускать корни… Я не готов к такому уровню обязательств… Я чувствую себя, как в ловушке… Мне необходимо пространство…
Последние слова дошли до сознания Фрэнки. Ему нужно пространство. Она взглянула на его лицо сквозь пелену слез.
— Что ты имеешь в виду? Ты хочешь сказать, что мне нужно от тебя уехать? — Голос ее сорвался, и ей пришлось умолкнуть, чтобы взять себя в руки и побороть внезапную, непереносимую боль.
Пауза длилась очень долго. Наконец он сказал:
— Я хочу сказать, что между нами все кончено.
На долю секунды время остановилось. Затем как будто кто-то нажал на кнопку, и оно снова возобновило свой бег, и значение его слов поразило ее наподобие удара тяжелого боулинг-мяча. И, словно груда кеглей, ее жизнь вдруг распалась на множество бессмысленных осколков.
Возвращение домой прошло как в тумане. Всю дорогу Фрэнки пролежала, свернувшись, на заднем сиденье автомобиля, потому что шок от всего случившегося оказал на нее воздействие, близкое к легкому наркозу: заглушил боль, притупил восприятие, почти лишил способности чувствовать. Она едва помнила, как бежала по дорожке боулинг-кегельбана, с ужасом взглянула по дороге в удивленные лица Адама и Джессики, вышибла у них из рук бутылку дешевого вина, за что даже пыталась скороговоркой произнести какие-то дежурные извинения, а затем под моросящим дождем опрометью бросилась на стоянку такси и просто упала в открытую перед ней дверцу.
Вглядываясь в дождь, она тупо наблюдала, как уплывают назад огни боулинг-клуба, затем отвернулась от окна и до самого дома уже не интересовалась, что происходит на улице. Взгляд ее случайно упал на пол, и тут только она заметила, что забыла сменить обувь. Во всех ее несчастьях это было последней каплей, еще одной горстью соли, просыпанной на ее свежие раны. Бессмысленно и нагло на нее смотрели эти чертовы трехцветные кроссовки и напоминали ей обо всем, что с ней только что случилось.
