Боль | страница 18
Была причина. Конечно, была.
В судебном заседании были оглашены заключения экспертов, согласно которым категорически установлено, что на ноже Федорова была кровь Филина, а на его одежде — кровь всех погибших.
Но Федоров и тут поступил по-своему.
Он отказался от показаний, данных во время следствия.
Его спросили: почему?
И он ответил:
— Я подумал, поговорил с сокамерниками и решил — признаваться не буду… Я ещё молодой, а им жизнь уже не вернуть.
Такие недоделки природы, как Федоров, всегда были, есть и будут. Ни первобытно-общинный строй, ни коммунизм, ни капитализм их отменить не могут.
Но мне всегда казалось, что природа, создав человека, не может оставить его один на один с его несовершенством и, значит, рядом с ублюдком, буквально и двух шагах от него, должно лежать и средство защиты.
Вглядитесь.
Федоров и Филин с Вакуленко стоят на перроне, от которого отходят пригородные поезда, 28 марта. Ровно через месяц, 27 апреля, у Федорова свадьба. И Филин приглашен свидетелем.
Федоров говорит: поеду с вами, если женщину на ночь найдете.
Ему отвечают: поедем — будет женщина.
Вот здесь и остановимся на минуту.
Отшутились бы старомодно, что гнева невесты боятся, или просто отказали — он не поехал бы.
Ханжество?
Называйте как хотите.
Не в этот раз, так в другой — все равно убил бы кого-нибудь. Да? Но в "этот раз" на пути оказался Ваня Вакуленко. И как нам кажется, если была одна возможность сберечь ребенка, одна из ста, пусть всего-навсего одна это много или мало?
Все остальные девяносто девять были взрослые, а эта одна — Ванина.
Решением судебной коллегии Федоров приговорен к смертной казни.
Я верю в судьбу. И вы, наверное, поверите, если мысленно окажетесь на перроне, дадите им поставить сумки и услышите первое слово.
Кто такой Зайцев?
Сколько ему лет, как звать-величать и какого он роду-племени?
Не подумайте, что я на первой строчке сбилась с тона. Зайцев эпический персонаж. В эпосе, повествующем о нашем времени, он займет место главного героя.
И что интересно: займет по праву.
Олегу Алексеевичу Зайцеву двадцать семь лет. Но это сейчас. А тогда, когда он, расталкивая локтями недотеп, рвался в историю, ему было всего двадцать три года.
Выглянув в окно, вы тотчас увидите такого Зайцева, только зваться он будет по-другому. Ну вот хоть Волков, Баранов… Он идет по улице, уставленной палатками. В палатках много кожаных курток, дорогих сигарет, сапог с серебряными носами… А запахи дорогих парфюмов! А хорошенькие девушки в шубках! А машины, наконец.