— она сдохла; ей не нужно выпить, выпить нужно мне, а то и я подохну.
ну что ж, славный такой парнишка, вроде меня. кто я такой, чтобы сеять смерть? я купил ей выпить. звали ее, как она мне сообщила, Марджи. я тоже представился: Томас Найтенгейл, продавец обуви. Марджи. все эти бабы со своими именами — пьют, срут, переживают месячные. мужиков ебут. складываются в стены. это чересчур.
мы выпили еше по парочке, а она уже залезла к себе в сумочку, фотку детей своих засвечивает: слабоумный урод–мальчик и девочка без волос, сидят в какой–то захезанной дыре в Огайо, их отец отсудил, отец у них — зверь, только деньги на уме; никакого чувства юмора, никакого понимания. ах, он из ТАКИХ? к тому же, всех этих женщин в дом водил и трахал прямо у нее на глазах, не выключая света.
— ах, понимаю, понимаю, — сказал я. — ну разумеется, большинство мужчин — звери, они просто не понимают, а вы — ТАКАЯ милашка, какого черта, это несправедливо.
я предложил ей зайти в другой бар. у Вики задница уже тиком подергивалась, а она была наполовину индианкой.
там мы ее и оставили, а сами обогнули угол. за углом у нас еще один был.
потом я предложил зарулить ко мне. немного едой заняться. то есть, что–нибудь приготовить, поджарить там, испечь.
про Вики я ей, конечно, не рассказал. но Вики всегда гордилась своими чертовыми печеными цыплятами, может, потому, что сама такого напоминала. печеного цыпленка с лошадиными зубами.
поэтому я предложил найти цыпленка, испечь его, оросить вискачом. она не возражала.
так. винная лавка, квинта виски. 5 или 6 кварт пива.
мы нашли ночной рынок. там даже мясник присутствовал.
— мы хочем цыпленка испечь, — сказал я.
— ох, господи, — вздохнул он.
я уронил одну кварту пива. вот она бахнула так бахнула.
— боже, — сказал он.
я уронил еше одну, посмотреть, что он на это скажет.
— ох ты боже мой, — сказал он.
— мне надо ТРИ ЦЫПЛЕНКА, — сказал я.
— ТРИ ЦЫПЛЕНКА?
— господи ты боже мой, да, — ответил я.
мясник куда–то нагнулся и достал трех очень изжелта–бледных цыплят с несколькими длинными черными неошипанными волосинами, похожими на человеческие, завернул все в один большой кулек, в розовую грубую бумагу, обмотал настоящей изолентой, я ему заплатил, и мы оттуда свалили.
по дороге я уронил еше две кварты пива.
я ехал вверх на лифте и чувствовал, как силы у меня прибывает. когда мы закрыли за собой дверь моей квартиры, я задрал на Марджи платье — посмотреть, на чем у нее чулки держатся. затем всунул ей приятельский пистонише своей длиннопалой правой рукой. она взвыла и выронила большой розовый кулек. тот плюхнулся на ковер, и 3 цыпленка вывалились, те 3 цыпленка, изжелта–бледные, с приставшими 29–30 склизкими, вялыми, зарезанными человеческими волосинами, смотрелись очень странно, лыбясь на нас с вытертого ковра из желтых и бурых цветов, деревьев и китайских драконов, под голой электролампочкой в лос–анжелесе на краю света почти на углу 6‑й и Юнион.
