Постепенно мир перестал вращаться вокруг него. Дан открыл глаза, и мгновенно почувствовал приступ рвоты. С большим трудом он перенес свое тело через порог вигвама и почти что уткнулся лицом в снег. Паштет и клубника были одинаково отвратительны на обратном пути. Он нашел перед собой клочок чистого снега и протер им лицо. Еще пара минут неподвижности распростертого через порог тела, когда голова на холоде, а задница в тепле, принесли Дану некоторое облегчение. На четвереньках он смог дотянуться до бутылки с водой и сделать несколько глотков.
— Горянка, — подумал он, — горная болезнь в типичном ее проявлении, и бороться с ней на данном этапе можно только сном.
После рвоты ему значительно полегчало, и он забрался обратно в спальный мешок. Головокружение почти прекратилось, он закрыл глаза и практически сразу же погрузился в спасительную дрему.
Проснулся он с ощущением хорошо отдохнувшего и готового к новым свершениям человека. В полной темноте вигвама только миниатюрная печка едва светилась малиновым. Часы показывали без чего–то десять, и Дан улыбнулся про себя: «полсутки продрых», как выражался его дед. До невозможности хотелось пить, и рот и горло пересохли, как будто он находился посреди пустыни, а не вечных снегов. Дан нащупал фонарик и поискал оставленную вечером пластиковую фляжку с водой. Он с жадностью влил в себя оставшиеся пол–литра и направился к двери.
Ослепительный белый свет ударил по глазам и завертелся у него в голове. Как подкошенный, Дан рухнул на снег и зажмурился. Все вокруг стремительно вращалось, как будто его с огромной скоростью всасывала в себя гигантская воронка. Понятия верха и низа больше не существовало, только это жуткое верчение в гомогенном пространстве. Через какое–то время Дан сумел перевернуться на спину и раскинуть руки, пытаясь остановить вращение, вцепившись пальцами в снег, но яркий свет продирался даже через судорожно сжатые веки, и он крутанулся на бок, закрыв ладонями глаза. Он попытался было подняться на четвереньки, но эта попытка вызвала лишь неудержимую рвоту, и он снова затих, стараясь избегать малейшего движения. Он чувствовал, что начинает замерзать на снегу без теплой одежды в метре от нагретого печкой вигвама, но в то же время заставить себя пошевелиться не было никакой возможности. Любое, даже самое легкое движение вызывало коловращение мира.
Дан не понимал, что с ним происходит. Это явно не было горянкой — она не проявляется так внезапно и резко. В любом случае, надо вернуться обратно в теплый вигвам, потому что иначе он быстро замерзнет в снегу. Одна только незадача — он не знал, в каком направлении ползти, ведь надо открыть глаза, что сделать совсем невозможно из–за ярчайшего света, вызывающего новый приступ головокружения и тошноты. Надо заставить себя несмотря ни на что, подумал Дан, еще полчаса–час на снегу, и можно прощаться с жизнью. Усилием воли, с руками, прижатыми к лицу, он приоткрыл краешек левого глаза. Ослепительный свет по–прежнему заливал внешний мир. С трудом повернув голову, Дан увидел в полутора метрах от себя темный прямоугольник открытой двери вигвама. Теперь он, по крайней мере, знал, куда ему предстоит добраться, проползти по вращающимся стенкам засасывающей его воронки в спасительное тепло и темноту.
