В плане наказаний Храм Любви был более мягок к своим приспешникам, но от этого не менее жесток. В нем учили использовать любовь (во всех смыслах) в качестве энергетического канала. Если человек сам приходил в Храм, чтобы пойти в услужение, то там он находил не только дом, но и истинное счастье, но если туда отдавали силой, иначе, как адом это было не назвать. Возможно, Боги и создавали Храмы во благо, чтобы помочь всему живому своим покровительством, но люди, как обычно, все опошлили.
– Отступные мы вышлем вам сразу же, как Мирая прибудет в Храм, – сказал служитель Судьбы. – Сумма, как обычно, составит сто золотых.
Ого! Как меня, оказывается, высоко оценивают.
– Я предлагаю поступить по справедливости, – продолжил мужчина. – Я заберу ее в свою обитель и, если в ней не обнаружится Дара, тогда передам Мираю своим собратьям в Храм Любви.
– О, да! Это будет очень великодушно с вашей стороны, – пролепетала Марфа.
В этот момент я даже представляла себе ее лицо. После того, как ей озвучили сумму, глаза у тетки округлились и остановились на одной точке. В уме она уже считает, куда бы вложить деньги, и слабо реагирует на все окружающее. Ее пухлые губы шепчут цифры, водянистые голубые глаза сально блестят, а на полном одутловатом лице застыло выражение крайнего блаженства. И, самое обидное, что ее даже не мучает совесть оттого, что она, по сути, продает свою племянницу в рабство. Хотя, какая у нее совесть?!
Мне хотелось плакать и кричать, но я молчала, даже дышать старалась как можно реже, чтобы не обнаружить себя.
– Что ж, если мы все решили, – резюмировал служитель Судьбы, – тогда мы вернемся за девочкой на рассвете. Новую жизнь надлежит начинать с нового дня.
По шуму я поняла, что мужчины встали и вышли. Хлопнула входная дверь, а я пулей побежала обратно к окну. В самый последний момент я рыбкой успела нырнуть под одеяло, даже не разуваясь. Тетка заглянула в комнату, с минуту постояла, слушая мое ровное дыхание (которое стоило мне неимоверных усилий), и вышла, закрыв дверь снаружи на засов.
– За полчаса я собрала свои вещи, вылезла в окно, оседлала коня, который достался мне от отца, и уехала из дома, – закончила я свой рассказ.
– А что староста деревни? – спросил вир. – Неужели он не мог ничего сделать?
– А староста деревни – это муж тетки Марфы. Он активно участвовал в моей продаже.
– Грустная история.
– Скажи, – решила я перевести тему, – а почему ты живешь среди людей, а не со своим народом?
