— Пойдем…ис–са–с-с… пой–дем… с–си–с-са…, — продолжала взвизгивать окончательно потерявшая рассудок ущербная женщина, напирая всем телом, прижимая Доку к стене, к громадным растрескавшимся бревнам здания дореволюционной постройки. За время развитого социализма горожане так и не сумели возвести ничего нового. Он ощутил эти гладкие вековые стволы вмиг покрывшейся потом обезжиренной своей спиной, они уже оставляли рубцы на его бледно–розовой молодой коже. А вокруг приплясывал пацан с переломанным носом, с уже двумя густо зелеными соплями из них. Засунув руки поглубже в карманы, он мял и тискал свои яйца с членом, приговаривая как заведенный:
— Дай мне… дай мне… я смогу… Я тоже смогу, если ты не хочешь. Отпусти ее… Дай мне…Отпусти… Я кончу туда…
Так продолжалось до тех пор, пока проходивший мимо мужчина не остановился напротив. Завертев шеей, он зарыскал нетрезвыми глазами в поисках чего бы урвать и себе. Только тогда Дока изловчился, выдернул измазанную вонючими выделениями кисть. Прогнувшись назад, с силой врезал по вращающей белками морде калеки. Прицелившись, ударил еще раз по безобразно вывернутым в рваных шрамах губам, затем по толстому носу, в подбородок. Дуреха яростно цеплялась за рубашку, за локти, за грудь, вжималась что есть мочи. Умудрившись оседлать его коленку, задергала толстой задницей сверху вниз, издавая нечленораздельные мычания с похрякиваниями. Сверху вниз, полузадушенная скрюченными от ненависти пальцами Доки, пока не выбилась из сил, не обмякла. Сползла по стене на землю и громко завыла, удовлетворенно и обиженно одновремено, измочалившая себя до состояния половой тряпки. Вокруг продолжал пританцовывать с дебильным выражением на лице знакомый, с пеленок познавший вкус вина и табака. Когда–то до четвертого класса они учились вместе, потом Доку перевели в новую школу, поближе к его дому. Поняв, что концерт окончился, урвать ничего не получилось, закачался своей дорогой пьяный. Кое–как приведя себя в порядок, Дока пнул ногой растрепавшую губы инвалидку и, не оглянувшись на решившего все–таки уцепиться за ее подол сопливого пацана, отправился домой. В груди не могли найти места злость и отвращение к женщинам вообще.
После того случая Дока долго не мог притронуться даже к собственному члену, чтобы испытать удовольствие от онанирования. Выросшая в детдоме косая проститутка едва не отшибла охоту и к самоудовлетворению, преследуя его на каждом шагу. На другой день в цеху она вновь гонялась за ним, лапая здоровенными ладонями за все подряд, пальцами стараясь пролезть в ширинку. Скорее всего, по животному ощутила, что с женщинами из–за природной стеснительности он не спал ни разу. Это обстоятельство возбуждало в ней звериные чувства превосходства, заставляющие во что бы то ни стало обучить несмышленыша тому, что с азартом проделывала сама. Вскоре к дуре присоединились еще несколько инвалидок, жизнь превратилась в навязчивый сексуальный кошмар. Получалось, то, к чему стремился сам, от него же пострадал. Чтобы избежать претензий проститутки и других потаскух на родное тело, работу пришлось сменить.
