Ночью Дока не мог заснуть. Впервые расхотелось просунуть руки в трусы и помассировать вечно охочий до сладкого член. Под потолком проступало лицо девочки из столицы, задорное и призывное одновременно. Даже имя и фамилия понравились — Татьяна Маевская. Таня. Не Варя Халабудина и не Зина Закавыкина. Ма–ев–с-кая. Во время игры в жениха и невесту она не раз пыталась высмеять его, подначивая то над якобы похожей на механизаторскую робу формой, то над прической под Ваню дурачка, то над глупыми ответами на простые по ее мнению вопросы. Он стерпел все. Если бы так попыталась издеваться любая из подружек, она давно бы ушла домой в слезах. После сдержанного его поведения пацанам осталось лишь похмыкивать в кулак. На подсознательном уровне они как бы поняли, что здесь началась игра по своим правилам. Ко всему, у Доки просто не могло быть соперников, он был неповторим во всем. Начиная от идеального голоса, которым владел не хуже Робертино Лоретти, заканчивая драчливым, бойцовским, характером.
Прошла неделя. Снова наступил вечер и подошел вплотную к ночи, улица с бревном опустела, ребята разбрелись по домам. Они остались одни. Дока не мог без Тани, как Таня не желала быть без него. Не только пацаны, но и взрослые успели заметить их привязанность друг к другу. Родственники больше не грозились отправить Таню домой. Мать перестала намекать о том, что «вот шалашовка принесет в подоле, тогда как!».
— Пойдем сходим за цветами? — тихо предложил он.
— Наворуешь? — озорно сверкнула она белками. Темные зрачки слились по цвету с ночью вокруг. Лишь пыхали искорками, которые взрывались и гасли.
— Наворую, — согласился он. Подумал про себя, что зайти надо подальше, чтобы в случае неудачи хозяева палисадников его не признали. — Чувствуешь? Георгины, гладиолусы, гортензии.
— Эти цветы запах имеют слабый, — усмехнулась она. — У вас в палисаднике растут ночная фиалка с кустами жасмина. Вот от них точно в дрожь бросает.
— Пошли. Сама нарвешь.
— Нет, у своих воровать никакого интереса, — она подумала. — Сбегать бы сейчас на луг. Ромашки, анютины глазки, незабудки, васильки, колокольчики… Сено в копнах. Жалко, темно.
— Луна, вон, показалась. Я еще фонарик возьму.
— Все равно страшно. За городом… речка… Я боюсь темноты. И темной воды.
— Я же с тобой!
— Ты герой… Ладно, пойдем за садовыми. Не на наших улицах, чтобы не настучали, иначе отправят в Москву.
— За Козельской, за Марченко. Там палисадники широкие, как огороды.
