— А–а–а, а вот и наша невестушка! — Слизни расползлись, обнажив пару великолепных вставных протезов. Серебряков выпрямился. Ксения поздоровалась. С тех пор, как месяц назад Савелий Валерьянович узнал о замужестве Ксении, он называл ее исключительно «невестушка», и это раздражало девушку. На кафедре Серебрякова недолюбливали, считала карьеристом и мздоимцем. Он обирал студентов, и имел какие–то делишки с проректором по социальным вопросам. Но со студентами вел себя, как свой парень, и провоцировал преподавателей на разговоры о институтских несправедливостях.
Ксения принужденно улыбнулась затертой шутке.
— Вера Андреевна как раз рассказывала о несчастье с вашими соседями, Ксения Александровна. Этот молодой человек, кажется, навещал вас здесь. Такой… — Серебряков набычился, изображая мужество, и энергичным, сверху вниз жестом, дополнил портрет. — Сожалею. Весьма сожалею. — Грустное лицо заведующего тут же просветлело. — Но мы обязательно будем на выездном, так сказать, заседании кафедры! — и захихикал.
Ксения уничтожающе посмотрела на мать.
— Я как раз об этом хотела поговорить с вами, Савелий Валерьянович…
— А? Да, да, конечно, посоветуйтесь. Приятные хлопоты. — Он снова захихикал, словно не расслышал, вскочил: «А у меня делишки!» — и убежал.
— Что ты тут делаешь, мама?
— Во–первых, кафедра, — Вера Андреевна встала и машинально пробежала пальцами по янтарным бусам на груди. Вязаное шерстяное платье неудачно подчеркивало «галифе» на бедрах и небольшую выпуклость живота. — Отец рассказал о утреннем разговоре. Что вы нехорошо расстались с Борей! Пересядем ко мне.
В другом закутке, где раньше хранились швабры и ведро для мусора, Ксения повесила на плечики в шкаф плащ и присела за низкий дубовый столик, который где–то выхитрила мать. Угол предоставили Вере Андреевне в исключительное пользование.
— А зачем ему рассказала? — Ксения кивнула на давно истаявший след заведующего.
— Чтобы для людей не было неожиданностью, когда ты их прогонишь…
— Так ты принимаешь меры? — едко спросила Ксения.
— Пожалуйста, не дерзи. — Взгляд матери стал колючим — прямо злая, постаревшая Ксения. — Тетя Маша просила передать, чтобы ты не дурила. Мы все хотели, чтобы вы с Сережей поженились. Ты решила по–своему. И нечего назначать всех негодяями, а себя…
— Хватит! — Девушка упрямо сжала губы. На ее виске запульсировала жилка, глаза покраснели. — Не повторяй пошлости! Ты прекрасно знаешь, что я не люблю Бориса. Не люблю так, как любила Сережу, — поправила она себя.
