Генрик знал этот альбом наизусть. Он смотрел его по нескольку раз в день, но каждый раз альбом вызывал в нем одни и те же чувства, и он погружался в мечты о далеких путешествиях, которые совершит, когда вырастет.
Любил он также стоять вечером у окна, следить за дымом, поднимающимся над Главным вокзалом, который часто называют ещё вокзалом Венской железной дороги, слушать свистки паровозов и стук колес. Они жили на четвертом этаже одного из домов в Иерусалимских аллеях, почти против вокзала, надалеко от гостиницы «Полония». Генрик любил проходить мимо этой гостиницы, особенно вечером, когда из освещенного холла на улицу падали светлые блики.
Вокзал Венской дороги и гостиница «Полония» были живым воплощением настроений, заключенных в альбоме.
Однажды вечером он сидел, как обычно, после ужина на диване в гостиной с альбомом на коленях. Стеклянные двери в столовую были широко открыты. В столовой расхаживала мать. Она поминутно смотрела на часы и что–то громко напевала. Слишком громко. Так мы поем, когда чувствуем беспокойство, убежденные, что это пение отведет от нас всякое подозрение. Вдруг в замке повернулся ключ, и через минуту послышалось, как отец раздевается в прихожей. Мать остановилась и на мгновенье замерла. Казалось, ее беспокойство не исчезло, а возросло.
Все эти подробности Генрик, разумеется, осознал значительно позже.
Отец вошел, мрачный и какой–то торжественный.
— Что с тобой? — сразу спросила мать.
«— Как это — что со мной? Как будто со мной что–то должно было произойти? — сказал отец безразличным, усталым голосом.
В его словах не было ни раздражения, ни насмешки.
Он сел за стол и подпер голову руками. Мать тихо вздохнула.
— Обедать будешь? — спросила она неуверенно. Отец не ответил. Он только покачал головой и вдруг
спрятал лицо в ладони и заплакал.
Он плакал беззвучно, плечи его тряслись.
Но Генрик знал, что он плачет. В первый раз в жизни он видел, как отец плачет. Он почувствовал во всем теле какой–то незнакомый, какой–то неприятный жар, стала неметь спина. Он застыл над альбомом.
Мать медленно подошла к отцу и обняла его голову.
— Ну что с тобой? — прошептала она. — Ну, успокойся. Скажи наконец, что тебя мучает? Ведь я уже несколько дней замечаю… Ну тише, тише. Генек все видит и слышит. Нехорошо.
— Генек, — всхлипнул отец. — Ведь это я из–за него. Мать засмеялась. Казалось, с нее спала тяжесть.
— Чего ты от него хочешь? Он последнее время такой послушный, спокойный.
