— Знаете что? Может быть, мы чего–нибудь выпьем? А вы лучше закажите какую–нибудь закуску.
— Гм. Прямо с утра?
— Э, а вы действительно варшавянин?
— Видите ли… варшавянин или не варшавянин, но я здесь уже целый месяц. И, как вы сами понимаете, лишних денег у меня нет. А я должен задержаться еще на два дня в Венеции.
— Об этом не беспокойтесь, — он снял руку с плеча кельнера и пожал мне локоть.
И вдруг в итальянском вагоне–ресторане повеяло Польшей, я так и ждал, что кельнер заговорит по–польски: «Ну, панове, туда или сюда, заказывайте что–нибудь или купите себе бутылку лимонаду на следующей станции, вы у меня тут не одни».
Но кельнер был итальянец, он терпеливо ждал, вежливо улыбаясь, точно хотел своим молчанием уверить, нас, что родился только для того, чтобы исполнять любые наши капризы.
— Ни о чем не беспокойтесь, — повторил незнакомец. — Я не успел еще всего истратить. (Мне показалось, что он сказал это с некоторой горечью.) Сделайте одолжение, позвольте вас угостить. Ну право же, очень вас прошу. Я уверен, что у вас еще будет случай отплатить мне, если вы захотите. Ну, не будем об этом говорить, хорошо? Саmerіеrе, бутылку граппы покрепче и закуску. А там посмотрим.
Он потирал руки, оживился и выглядел довольным. Но мне показалось, что под этим оживлением кроется какая–то глубокая печаль. С виду это был уже не тот тоскливо углубившийся в себя человек, которого я увидел, войдя в вагон–ресторан, а беспечный завсегдатай, обрадованный перспективой приятной беседы. Однако чувствовалось, что это лишь с виду, что, так же как и я, он искусственно вызвал в себе желание пойти позавтракать, чтобы убежать от охватившего его в поезде оцепенения. Когда же постепенно оно начало им овладевать и за завтраком, он постарался воспользоваться благоприятным случаем, чтобы угостить себя новым, более эффектным желаньицем!
— Граппа, — сказал он, — напоминает наш бимбер, который столько пили во время оккупации. Здесь мне особенно приятно пить граппу. Но, может быть, вам угодно коньяк или виски…
— Нет, я тоже люблю граппу. Она действительно напоминает бимбер. Но она тоньше и приятнее на вкус.
Да. Несомненно, тоньше и приятнее. Совершенно с вами согласен. По–моему, итальянцы недооценивают этот напиток. Вы заметили, что они не пьют перед едой, а только после?
— Что ни народ, то обычай. Как вы узнали, что я поляк?
— Разве это трудно? Я видел вас на вокзале в Риме и слышал, как вы говорили по–польски с кем–то, кто вас провожал.
