Море голубое и соленое. Его простор безграничен. А горизонт — лишь веселый посредник между голубизной морской и небесной. По этой голубизне плывут корабли. Днем — сияющие и разноцветные, в сумерки — затянутые пылающей мглой, ночью — залитые огнями. Эти корабли были, может быть, самым главным. Ведь это им были открыты тайны неизведанных впечатлений. Их ближайшими родственниками на суше был дым над вокзалом Венской дороги и падающий на тротуар свет из гостиницы «Полония».
В Сопот приехали поздно вечером. Намученные дорогой, сразу легли спать. Вилла, в которой они остановились находилась на приморском бульваре. Перед сном Генрика долго не могли оттащить от окна, хотя за окном были видны только кромешная тьма ночи и густые деревья.
Он лег спать с тем чувством безмерного богатства, которое испытываем мы, засыпая с мыслью, что следующий день готовит нам новые и приятные впечатления.
Увы, как редко это бывает!
Генрик проснулся на рассвете. Сразу соскочил с постели и подбежал к окну. За окном шелестела густая зеленая листва, сквозь которую проглядывало море, голубое, сверкающее на солнце. Он смотрел долго, а когда созерцание начало переходить в чувство огорчения в неудовлетворенности, стал бродить по комнате. Как бы нечаянно задевал мебель, шлепал как можно громче босыми ногами по полу, что–то мурлыкал про себя, передвигал стулья. Он делал это вовсе не для того, чтобы разбудить родителей. Скорее, он хотел освободиться от дремоты, подтолкнуть, растормошить светлый день, еще скованный ночным оцепенением.
Проснулся отец, накричал на него и велел лечь в постель. Генрик лег, но сразу же встал и снова принялся слоняться по комнате.
На этот раз проснулась мать и тоже накричала на него. Через минуту она начала гневный диалог с отцом. Наконец все встали.
— Собственно говоря, лучше встать пораньше, — сказала мать. — Надо же навести порядок.
Отец буркнул себе под нос что–то о том, какой это кошмар — проводить отпуск в семейном кругу. Мать приняла это на свой счет, и они поссорились. Янек добросовестно спал. Мир, разбуженный Генриком, мчался прямо в объятия дня.
Генрик ходил из угла в угол и поминутно повторял плаксивым голосом:
— Когда мы пойдем на пляж?.
Он трогал то, что трогать ему было не велено, натыкался на отца, который, намыливая себе лицо, расхаживал по комнате и проклинал сам идею отпусков; мать кричала:
— Перестань путаться под ногами, уймись наконец! — Если ему не терпится, — предложил отец, — пусть что–нибудь съест на скорую руку и подождет нас во дворе. Иначе мы все сойдем с ума.
