Записки с того света | страница 13
— Он будет каноником, — я не говорю о большем, чтобы не прослыть гордецом; но я отнюдь не удивлюсь, если господь вверит ему епископство… да, да, епископство; вполне возможно. Как ты думаешь, братец Бенто?
Отец отвечал, что я буду тем, кем пожелает сделать меня всевышний, и высоко поднимал меня, словно хотел показать всему городу и всему миру; он поминутно у всех спрашивал, похож ли я на него, умен ли, красив ли…
Я пишу с чужих слов, мне рассказывали об этом несколько лет спустя; многих подробностей того славного дня я не знаю. Можно, однако, с уверенностью сказать, что соседи приходили с поздравлениями или присылали слуг и что в первые недели дом наш был полон гостей. Ни один стул не оставался свободным; из сундуков были вытащены парадные панталоны и сюртуки. И если я стану перечислять все поцелуи, все ласки, все благословения и восхищения, то мне никогда не закончить этой главы. А ее пора кончать.
Я не смогу подробно описать своих крестин, мне мало о них рассказывали; знаю только, что это был один из самых пышных праздников следующего, 1806 года; крестили меня в храме Сан-Домингос, во вторник, в марте месяце, в светлый чистый сияющий день. Моими крестными родителями были полковник Родригес де Матос и его супруга; оба они происходили из старинных знатных семейств севера Бразилии, и оба были действительно благородны, как благородна была и кровь, текшая в их жилах; их предки проливали ее во время войны с Голландией[23]. Помнится, эти имена я выучил одними из первых; наверное, я очень мило их коверкал, потому-то меня и заставляли повторять их перед знакомыми, демонстрируя, видимо, мое раннее развитие.
— Душенька, скажи господам, как зовут твоего крестного.
— Крестного? Его превосходительство сеньор полковник Пауло Ваз Лобо Сезар де Андраде-и-Соуза Родригес де Матос; а крестную — ее превосходительство сеньора дона Мария Луиза де Маседо Резенде-и-Соуза Родригес де Матос.
— Какой умненький мальчик! — восклицали слушатели.
— Умненький, — соглашался отец, расплываясь в счастливой улыбке, и гладил меня по головке, глядя на меня долгим влюбленным взглядом. В такие минуты он бывал чрезвычайно доволен собой.