— Григорий Алексеевич, я никогда не смогу вас отблагодарить за квартиру. У меня ничего нет.
Ее глаза выражали радость, восторг, восхищение и любовь ко мне. Они действительно не умели лгать. В это время мне хотелось подойти, признаться ей, что это я, ее Гоша, сбросить с нее халат и заключить ее в объятья, такую страсть она во мне вызвала. Мы были совершенно одни в огромном здании. Эля почувствовала это, и тот час справилась с собой. Она не ожидала такой реакции с моей стороны. В ее взгляде появилось удивление и сопротивление моему желанию. Теперь ее глаза мне сказали: «Причем здесь вы? Это я вас люблю». И взяв себя в руки, осаждая мой пыл, дрожащими пальцами нащупала пуговицы, застегнула халат и тихо, не глядя на меня, сказала:
— Не знаю, какие еще слова благодарности мне вам сказать.
Снова поднявшись с места и подойдя к ней, спросил:
— А, что это за странной формы медальон у вас на шее?
Кажется, Эля обрадовалась перемене темы. Она быстро ответила:
— Он не мой! Мне его на хранение дала очень хорошая женщина. Он принадлежит ее сыну, — и подняв глаза на меня, желая отвлечь мое внимание от своей персоны, смело попросила:
— Может, вы, поможете мне его найти? Его фамилия Кузнецов, Кузнецов Гоша. Это я к тому, что вы все можете. Вам только несколько звонков сделать.
— Он вам кто, этот Гоша? — сдерживая волнение, спросил я.
— Муж, — тихо ответила Эля и сделала шаг в сторону. Ей показалось, мы стоим в опасной близости друг к другу.
— А можно посмотреть медальон? — протянул я руку. Эля достала его и, не снимая с шеи, показала мне.
— Старинная вещь. А что внутри? — спросил я снова, пытаясь взять его в руки, но она со славами: «Он не открывается», — скинула медальон за бюст.
Я отошел к столу и вернулся к ее бумагам.
— Елизавета, как называла вас мать, Элис?
— Я не помню родителей, у меня был только дедушка. Он называл меня Эля. Мне нравится это имя.
— Эля, — повторил я вслух.
Она вздрогнула, слегка попятилась к двери и сказала:
— Спасибо еще раз, Григорий Алексеевич.
— И что же, Елизавета, это все? Вся благодарность? Даже на чашечку кофе не пригласите? — уже спокойнее обратился я к ней.
Эля удивленно подняла тонкие брови, засмеялась и, явно отказывая, мне ответила:
— Кофе, даже по случаю достать не могу.
— Так, я со своим приду.
— И со своим стулом, и со своим столом. А то на полу пить кофе придется. У меня нет мебели, — уже насмешливо отвечала она и вышла за дверь. Такая же красивая и веселая, какой я оставил ее пятнадцать лет назад, только зрелая.
