— Не зря, Иван Иванович, — тихо отозвался я, — у меня есть еще деньги. Сразу после праздников пойдем все вместе обувь покупать. Нам всем ботинки, и калоши к ним, а маме и Эле — полуботиночки и боты.
Аристарх с удивлением повернул ко мне голову, а Иван Иванович ответил:
— Спасибо, малыш, у тебя доброе сердце. Храни его. Берегись этой власти. Выживи. Может эта гидра, — он имел в виду тоталитарный режим, — сдохнет еще при твоей жизни. Иди за стол, коль не спишь.
— Иван Иванович, не нужно с ним так откровенно, — попросила мать, но тот не согласился с ней:
— Гриша должен иметь собственное суждение обо всем и уметь делать выводы. И потому я спрашиваю вас, молодой человек, — обратился он ко мне, — как вы думаете, почему французы сдали немцам Париж? Может, было бы лучше, если бы он был в блокаде три года, население его уничтожено, уморено, а потом схоронить их всех на каком–нибудь их Пискаревском кладбище, чтобы совершать там свои ритуалы, травя сердца людей? Вот и я ездил на это кладбище к своей дочери. А, не будь этой власти, и войны бы не было. Европа боялась Красной заразы. А тут под руку это чудовище Гитлер вовремя появился, и толкали его на разжигание войны те невидимые сволочи, которые обогащаются на войнах.
Послышался шум открываемой наружной двери. Иван Иванович вышел в коридор и позвал:
— Лида, мы здесь. Входи быстрей, а то холод внесешь.
Лида вошла. Она явно была пьяна и с порога звонко поздравила нас с Новым годом.
— Ну, лагерные доходяги, — обратилась она к взрослым. — Я вам продуктов принесла. Вот, целая буханка белого хлеба, картошка и кусочек сала. Пировать будем. — Подошла к столу, увидала изобилие на нем и онемела было, но потом произнесла:
— Ошиблась я с гостями. Нужно было дома остаться. Оказывается здесь пир горой.
— Тише, не видишь, ребенок спит. Привез я внучку, — показал Иван Иванович на кровать, где спала, разрумянившись от тепла, Эля.
— Какая девочка! — нагнувшись над ней, прошептала Лида, — Мы подружимся, мы обязательно подружимся. Я ее танцевать научу.
И Иван Ивановичу:
— Ну, наливай же скорей. Откуда это изобилие, не спрашиваю, в гостях наелась, а выпить выпью.
Я поспешил усадить Лиду на свое место, а сам снова перебрался на кровать, улегся и теперь уже крепко уснул.
Проспав до часу дня, проснулся оттого, что мать возилась с плитой. Никогда я еще не просыпался с таким праздником на душе. «От того, что праздник Новый год», — подумалось мне. Но тут же вспомнил про девчонку. От нее, от того что она есть — праздник. Поднявшись на локоть, посмотрел на кровать матери. Эли там не было. Праздник отхлынул от души, и я спросил:
