— Мама! От вас все скрывали. Отец мой не был крестьянским сыном. Глаша не мать ему. Она его няня. А матушкой как раз являлась Мария Генриховна, которую называли сестрой матроса Кузнецова. Это фамилия Глаши. А мы — Томилины, князья.
Иван Иванович, как мне показалось, вздрогнул, а мать с удивлением спросила:
— Как это князья? Что ты говоришь, Гошенька? Кто тебе такое сказал?
— Матушка, то есть мать моего отца, у которой я рос.
— Нет. Наверное, она что–то перепутала. Не молодая уже была, — засомневалась она.
— Да нет же, фамилия моего отца Томилин, а не Кузнецов. — уверенно возразил я. — Отец твоего мужа — князь, генерал Томилин. Его красные расстреляли в парке собственного Дворца. Жена его, княгиня Мария Генриховна, там его и похоронила А над могилой попросила плотника сделать деревянный обелиск с красной звездой, чтобы открыто ухаживать за ней. И ее, когда она умерла, рядом с ним похоронили. В нашем Дворце сейчас санаторий для всяких советских маршалов. Вы их знаете по портретам, а я их видел в лицо. Как были в юности сапожниками, так и похожи до сих пор на сапожников, только в мундирах советских маршалов. Так моя матушка о них говорила.
И я рассказал все изумленной матери и не менее изумленному Ивану Ивановичу, то, о чем узнал от матушки, перескакивая с одного на другое:
Твой отец признал в нем сына князя Томилина, но скрывал это от своей жены, твоей матери. А по тому времени нельзя было, чтобы слабые женщины знали правду и волновались. По этому и сказа ей, что Алексей оказывает честь, прося твоей руки, но твоя мама не поняла его.
Слушая меня, Иван Иванович, подставив руку под подбородок, внимательно вглядывался в мое лицо. И он, и мать и некоторое время молчали. Я подумал, что они мне не верят, вскочил с места, протянул руку к тайнику над окном, достал узелок с медальоном. Открыл его и полу темная комната озарилась сиянием синего цвета.
— Что это?! — тихо воскликнула мать.
— Медальон. Семейная реликвия. Он передается по наследству жене старшего сына. Вам его передала мама моего отца. Она сказала, что вещь эта необыкновенно дорогая сама по себе, чтобы я ее берег.
Но, глядя на слабенькую мать, подумал: «Ее здоровье мне дороже». А может медальон на продукты обменять? Маме хорошо питаться надо.
Мать взяла в руки медальон, закрыла его, поднесла к губам, поцеловала и сказала:
— Он мне предназначен. А когда Гоша женится, он перейдет к его жене. Так будет всегда. Нас не станет, а медальон свидетель того, что мы были и не только, но и любили. Вот так же держали его в руках предки моего Алеши.
