Мы ждали. Уже слышалась канонада. Нам с Глашей было очень страшно. Белые войска во главе с моим дорогим князем отступали в сторону поместья. Наверное, он хотел в родных стенах занять оборону. Снова прискакал его адъютант с двумя оседланными лошадьми. Только мы сели на лошадей, как я увидела моего генерала на минутку. Он был разгорячен, только что из боя. Его дивизия уже занимала оборону во Дворце и в парке. Но силы были не равные. Им оставалось два выхода: или всем умереть, или уйти морем. А корабля все не было. Гришенька обнял меня и сына в последний раз, расцеловал, сказал, что портреты предков в большой зале за второй стеной, и приказал адъютанту вывести нас к пустой избушке рыбака, а самому срочно возвращаться. Я знала, что больше не увижу его, и хотела умереть с ним. Но он показал на Алешеньку и сказал:
— Вот он, гарант продолжения нашего рода. Сохрани мне сына. Если что, Машенька, с небес буду следить за тобой, как ты выполняешь мой наказ. И спросил меня все ли я взяла с собой. Я показала на узел, в котором лежал саквояж.
Адъютант погнал лошадей. Маленького Алешу он взял к себе в седло, и мы с Глашей поскакали к избушке рыбака. Она была метров семьсот от поместья. Там, в избушке адъютант оставил нас, показав, где припасена пища и вода. Но нам было не до еды. Всю ночь шел бой, и мне оставалось только молиться за жизнь моего князя. Когда на рассвете стрельба раздалась ближе, я почувствовала огромную пустоту. Я знала, знала, на земле нет больше моего любимого.
Дверь с петель у нас сорвало взрывной волной. Мы с Глашей прикрыли Алешеньку собой, когда к нам ворвались красноармейцы. Посмотрели на двух бедно одетых, испачканных женщин, ничего не сказав, ушли и расположились у берега отдыхать и готовить еду. Я попросила кормилицу разведать, что же с князем?
Глаша была бабой молодой, довольно бесстрашной. Она ушла, но вернулась со слезами на глазах, убитая горем.
— Через два часа эти снимаются и уходят, — прошептала она, плача.
— Что, что с Григорием Николаевичем?! — торопила я ее, в надежде, что он, пусть раненый, в плену у красных, но живой.
Глаша разом выпалила:
— Говорят, все погибли, а князя расстреляли в парке. Крепитесь, барыня, вы теперь вдова в девятнадцать лет. Горюшко–то какое!
Глаша еще говорила:
— Эти после привала уйдут и мы пойдем хоронить_ не успел он уйти. Взрывом снесло часть ограды. Там, где его лошадь ждала…
Плакать я не могла. Его не было на земле. Увидеть в последний раз…
