— Нет, профессор. Я жалею, что при первой встрече позволил ему жить. Тогда еще нам было по шестнадцать. В Карельском лагере была у меня женщина, любила она меня. Попов надругался на ней. Нет, не насиловал. Но пообещал ей уничтожить и меня, и всю родню, если она добровольно не пойдет на это. Нас она спасла, хотя ее семью все равно арестовали. А она покончила с собой. Попов заслуживает смерти. Я еще о нем кое–что знаю. Это он мне сам рассказал… Преступник чуть ли не с рождения.
— Не знаю, не знаю, князь. Вы, наверное, в душе воин. Все ваши предки были военные. А я врач, обязан лечить. Подождите. Я понимаю. Месть сладка в вашем возрасте. Но вы еще так молоды. Да, молодость. Это значит уметь любить и ненавидеть… И все же воздержитесь, не подвергайте себя риску.
Ну вот, я вас частично ознакомил с тем, что здесь происходит. А для меня в лагере есть возможность заниматься исследовательской работой. Вскрываю трупы. Их тут много. Лечил я одного. Наш, дворянин, к Ленину переметнулся. Ну, теперь их всех уже и в живых нет. Новой власти свидетели не нужны. Так на чем я остановился? Ах да, он и говорит мне: «Профессор, вы умный человек. Но как вы можете верить в Бога? Много раз вы вскрывали грудную клетку человека и делали операции на сердце. Скажите, хоть один раз вы обнаружили там душу?» Я ему ответил, как обычно отвечают хирурги моего уровня: «Я, батенька, много раз делал операцию на мозге. И представьте себе, ни разу не обнаружил там ни одной мысли».
Александр от души рассмеялся. А профессор откланялся:
— Ну, не забывайте старика. Приходите под любым предлогом. Вы молодой, здоровый человек. Придумайте себе хотя бы мигрень. Но только в корпус заключенных приходите. А с художниками и скульпторами вы познакомитесь в мастерской. Здесь и театр есть. Где же выступать артистам Петербургского и Большого Московского театров, как не в нашей глухомани перед лагерным начальством в советские праздники? Впрочем, вы, я слышал, там бываете и пользуетесь успехом у актрис. Ну, дело молодое. Да, здесь не один лагерь, а целая сеть. А мы, как особо опасные, в центральном лагере. Ах, я заговорил вас, простите старика. Но позвольте, князь Александр, поинтересоваться, как вы попали в лагерь да еще, как я вижу, пожизненно.
— Я служил у генерала Дончака, после того как отец погиб. Матушка и брат во Франции. Отец почти все вывез, так что они не бедствуют. Только я, кажется, уже не смогу к ним вернуться… Обидно. Я богат. Очень богат. Но смогу ли когда–нибудь воспользоваться этим богатством?
