Я бы и сейчас тот рассказ почитала, да в блокаду на растопку извела… Как вспомню — до сих пор жалко…
А Боречка не любил. Ты, говорит, мама, от любой чепухи слезу пускаешь. Помер, говорит, так ему и надо. Не пиши, значит. А как же ему было не писать, когда он писатель?..
Сильный у меня Боречка был, спортсмен… веселый. Поднимет меня, бывало, одной рукой… Теперь бы не поднял… Я писем ждала, ждала… В позапрошлом году написали. Помер, пишут, ваш сын в Карельской республике от сердечной болезни.
— Вот она жизнь какая… — задумчиво говорит Петрович. — Помер, значит, писатель от сердечной болезни…
— Чем слушал, Петрович, — ласково говорит Мария. — Сын мой, Боречка, от сердечной болезни помер, а писатель — от чахотки. Боречка у меня спортсмен был. Его никакая хворь не брала… А ты, Петрович, что маешься? Горло пересохло, да? Все бы тебе пить… Позавчера не вышел, а мне ящики таскать пришлось. Меня бы пожалел… На вот. Бутылку только принеси назад…
Петрович уходит, пряча бутылку под фартуком. Хлопает дверь.
Со двора долетает истошный детский крик.
— Борька, Борька–а–а! Борь…
Мотоциклы на площади начинают трещать.
Звенят оба трамвая на кольце и уходят один за другим гудя.
Мясники, тяжело топоча, вносят куски коровьей туши. Трясутся стекла от автобуса, огибающего дом, и делается темно.
Водители такси гуськом переходят улицу. Наверное, за пивом.
Мария, кряхтя, убирает ящик под прилавок, распрямляется, складывает руки на груди и стоит откинув голову, и глядит перед собой влажными глазами.
60‑е годы
На подъезде к большому городу поезд трясет сильнее, чаще стучат стрелки, большие фонари — когда–то газовые, а теперь электрические — едва освещают изнутри свои грязные стекла.
Вагон почти пуст. На ближней к двери скамье спит, накрывшись зеленым ватником, невысокий парень. Ноги в солдатских сапогах поджаты к подбородку, ладони спрятаны между коленями, под головой — серая ушанка. Полные губы чуть тронуты улыбкой.
Вероятно, ему снятся хорошие сны.
За дверью, напротив туалета, сидит, скорчившись, засунув руки в рукава облезлого бобрикового пальто, худой белобрысый подросток. Он то и дело оглядывается на дверь, ведущую в вагон, затем на дверь, ведущую в тамбур, и, убедившись, что никто не идет, выхватывает из рукава сигарету, торопливо затягивается и покрасневшей от холода рукой прячет ее в рукав.
В дальнем конце вагона хлопает дверь. Подросток вскакивает, дергает дверь туалета и тихонько прикрывает ее за собой.
