Ива и Яблоня: Новое платье королевы | страница 58



— Никакого бала! — донеслось до них. — Хватит с меня прошлогоднего безумия.

— Не слушай его! Мужчины ничего в этом не понимают. Уж поверь мне, в этом вопросе королева сумеет настоять на своем… — шепнула ей Марион. — Бал — это очень хорошо. Встретишь там себе какого-нибудь приличного аристократа. Глядишь, и через год сама уже станешь графиней.

Графиней… Зачем ей становиться графиней, если для этого надо выйти замуж за кого-то другого?

* * *

И вот ближе к концу мая, когда на яблонях уже появились бутоны, он пришел к ней и сказал, что с ней хочет говорить король. Сам он при этом явно нервничал.

— Уже известно, когда помолвка? — спросила она.

— Не знаю… это зависит от…Впрочем, неважно. Собирайтесь, поедем прямо сейчас.

— Король — это серьезно, — сказала Марион. — Пойдем, выберем, в чем ты поедешь к его величеству.

Француженка сама заметно разволновалась, и пока помогала ей одеваться, беспрестанно повторяла ей, что сказать, как войти, как поклониться. Столько суеты! Она ведь уже разговаривала с этим человеком, и ничего такого ей в тот раз не понадобилось…

На прощанье Марион пожелала ей удачи, потом скорчила просительную рожицу и сказала:

— Сделай одолжение, когда будешь прощаться, передай от меня привет его величеству.

Ах, Марион, Марион!.. Сколько же ты хранишь разных тайн и загадок!

Принц усадил ее в экипаж, хотя до городского дворца от магазинчика Марион было десять минут пешком. Потом, когда они подъехали, шикнул на нее, прошептав на ухо:

— Тщщ… Благородные дамы не выскакивают сами из экипажа, а сидят и ждут, когда откроют дверцу и предложат им руку.

С каких это пор она стала благородной дамой?.. Не иначе, плел свою очередную интригу, в которой ей предстояло сыграть какую-то роль.

Король принял ее в своем кабинете. Когда она вошла, он снял очки, отложил какие-то бумаги, и не успела она должным образом поклониться, как ее учила Марион, сам подошел к ней и пожал ей руку.

— Вы очень изменились за этот год, дитя мое. И должен вам сказать, перемены к лучшему.

Она не выдержала и широко во весь рот улыбнулась.

— Я тоже очень рада видеть вас, ваше величество.

— И при этом сохранили свою искренность и естественность… это хорошо.

— Мой сын тут произвел кое-какие изыскания, и выяснил одну очень любопытную вещь… — сказал он, усаживая ее напротив себя в венское кресло. — Вы ведь читали его книгу? Ах, да, простите, она же еще только готовится к публикации… Вообще мы, старики, часто в вас ошибаемся, в своих детях… Сначала, когда ребенок совсем маленький, что-то рассказываешь ему, объясняешь, учишь, и все думаешь — он еще ребенок, наверняка, не поймет. Потом он подрастает, и ему уже невозможно ничего объяснить, у него обо всем свое мнение, он ни во что не ставит старших и не хочет ничего слушать. А потом проходит еще какое-то время, и вдруг выясняется, что он, оказывается, усвоил то, что ты пытался объяснить ему, когда он был еще совсем маленьким. Те давние уроки странным образом оказываются незабыты, и вы вдруг обретаете в своем отпрыске единомышленника… Хотя, наверняка, он уверен, что сам дошел до всего своим умом… Я знаю, что дома вам приходилось непросто, но не переживайте, когда-нибудь и вас ваши родители, ваши отец и мачеха, тоже поймут и будут вами гордиться… Уверяю вас, так и будет…