— Уже будучи во Франции, пытался ли он как-то найти свою семью, вернуться во Вьетнам?
— Когда отец был еще в школе детей войска, двое или трое его старших братьев смогли прийти, чтобы увидеться с ним. Они сказали ему, что их отец был убит. Тогда он почувствовал себя настоящим сиротой, и то, что произошло с его отцом сделало его еще более черствым и закрытым. По приезду во Францию он обучался в приемной семье, но при этом всегда оставался отшельником. Спустя несколько лет он все же смог восстановить контакт с некоторыми членами семьи, когда они в свою очередь приехали во Францию в качестве беженцев. Двоюродные братья сообщили ему новость, что его мать и братья тоже были переправлены во Францию. С матерью они виделись пять или шесть раз, прежде, чем у нее случился сердечный приступ. В Далате он жил среди детей, которые по-настоящему потеряли своих родителей, и научился, как и они стирать эти семейные связи. Это как если бы им намеренно удаляли все чувства и эмоции, чтобы сделать солдатами. Он, казалось, был как-то отрешен от своей семьи, в особенности, от матери, с которой у него не было очень хороших отношений. Казалось, что она не проявляла особой любви к мальчику, когда тот был еще совсем маленьким. Даже пребывая в других семьях, он сохранял память об этом чувстве. Его мать, по-видимому, считала, что он был проклят, так как родился в семье шестым или седьмым по счету, а по вьетнамским традициям считалось, что такой ребенок был носителем проклятий. Мой отец не любил говорить о своей матери, о своем детстве, не смотря на то, что помнил множество деталей. К примеру, он рассказывал, что они жили в доме, находящемся недалеко от джунглей, и о том, что тигры иногда приближались к их селению, а порой даже заходили в дома… Его совсем не тянуло вернуться во Вьетнам. В конце своей жизни он еще немного вспоминал об этом. Я хотел предложить ему съездить туда, перед тем, как он ушел, хотел в каком-то смысле оставить это событие в моей жизни, но отца не стало ночью 31 декабря 1999 года прежде, чем мы смогли это сделать…
Описываемые в первом абзаце события проходят примерно на фоне первого десятилетия Первой Индокитайской войны, когда Раймонду было около 15 лет.
Раймонд Бэль.
Часть 2. Пункт отправления.
— Когда вы росли со своим отцом, который пережил множество невероятных жизненных историй, чувствовали ли вы непреодолимое желание подражать ему, восхищаться им?
— На самом деле первым человеком в жизни, которым я восхищался и которого брал за образец, был мой дедушка по материнской линии. Именно он воспитывал меня с самого рождения в апреле 1973 года и до моего четырнадцатилетия. Я прожил свои первые годы в доме в Фекампе, в Нормандии, и после короткого периода, когда я жил с матерью в Булонь-Биланкур (пригород Парижа), я вернулся к нему еще на три года в Вэнд. Мой дедушка был вдовцом и очень хорошо заботился обо мне. Как и мой отец, он был в прошлом пожарным Парижа с тридцатидвухлетним стажем работы. Он также был участником Второй Мировой Войны. Мой дедушка был еще совсем молодым, когда потерял свою любимую жену, однако он больше никогда не был женат. У него было очень много жизненных историй и приключений, но никто на самом деле не знал, чем он занимался. Я никогда не видел ничего особенного, пока жил под его крышей. Он мог пойти прогуляться, возможно, чтобы навестить своих друзей, но он никому ничего не говорил. Вне всяких сомнений он не хотел навязывать мачеху своим детям. Он имел достаточно уважения к своим детям или к самому себе, чтобы не выставлять на вид свои возможные похождения. Он был сдержанным и уравновешенным, а ещё обладал невероятным самоконтролем: в его доме всегда была пачка сигарет, но он курил только по воскресеньям после завтрака.
