Без страха смерти не выживешь. Петька — Казак ко всему, что есть, страх потерял. Одно дело в боевых столкновениях идти наперекор, до конца. Другое… При таком раскладе либо убьют, либо сядешь. Сидеть в Либерии не хотелось, еще меньше хотелось быть убитым. Только вот Сергей — Извилина заставил работать не по профилю…
На английском жестикулировал (по местным меркам) достаточно бегло. Обязался увезти в Европу, чем покупал на какое–то время их преданность, без стеснения давал и другие обеты, то есть, жил (вел себя) согласно местным традициям — обещать много больше, чем можешь или намериваешься сделать — цивилизованно. Прослыть щедрым человеком в подобных странах достаточно легко. Но Петька — Казак обелил кредит тем, что сразу же выложил «на семью» четыре тысячи долларов — сумму для здешних мест огромную, более чем достаточную для двух билетов в Европу и выполнения всех формальностей по подгонке документов. Видел как радовался за свою новую семью его подопечный, и был недоволен, что далее во всем приходилось пользоваться преимуществом зигзага — ложью как хочешь вертишь, а правде путь один. Чувствовал себя тошно, потому как знал расклад наперед. И сверх расклада знал, что если будет когда–либо судьба еще раз встретиться с этой семьей — горевать по их «ушедшему белому», и сразу же, пока не зарезали, предлагать, как компенсацию, нового. И если к этому времени не будет под рукой Лешки, или иной «ходячей белой надежды», то ожениться самому на молодой мумбе или ее сестре–вдове. Родственные отношения в вопросах уничтожения себе подобных, все–таки самые крепкие.
…Сделал все, о чем просил Извилина, включая то, что на последнем отрезке маршрута геолога не уберег. Не самого худшего из людей, которых ему приходилось когда–либо «стирать», но заработавшего исчезновение из списков по факту готовности продаться чужим, в клювике снести те секреты, в которых не был уверен, но в которых, к последнему в своей жизни восторгу, смог убедиться. Казак бесился от мысли, что предательство может быть столь симпатичным на характер. И теперь сердился на Извилину, что тот не торопится принимать от него ни отчет, ни образцы с бумагами, которые заложил в известный лишь им двоим схрон, и тому, что держался словно ни в чем ни бывало, удивляясь камушкам, которым никак удивляться не должен, едва ли сердясь на то, что он, Петька — Казак, как бы протестуя, доставил с того района еще и два живых образца, но под другую, наскоро состряпанную легенду…
