Somnambulo | страница 41
Это было чудовищно, это было немыслимо, этого не могло быть. Мартин высунул язык, и прибавил в скорости. Он задыхался, несся, не помня ног, обдирал руки о всякие заборы и углы. Мимо него пронеслись светящимся бельмом слова:
ЭЛЬ СУПЛИСИО ЛАРХО |
Вот уже новая улица. Прямо на него летит разросшийся дом… Мартин поскользнулся, упал, окончательно разбил очки, нос перестал быть носом, он превратился в отбивную. Мимо летела кровавая слюна — он прикусил язык, не хватало воздуха, катастрофически не хватало воздуха, вокруг только вакуум, одна космическая пустота, легкие разрослись до размеров монгольфьера. Это уже были не его легкие — это были раздувшиеся живые цеппелины. Они заполонили все его тело, выросли до пружинистых железных крыш, и скоро на язык придется наступать ногами. НЕ ОБРАЩАЙ ВНИМАНИЯ НЕ ОБРАЩАЙ ВНИМАНИЯ БЕГИ БЕГИ ТОЛЬКО БЕГИ…
Мартин опять упал, и еще раз упал — он падал много раз, ободрал себе все руки, сломал палец. Мокрый с ног до головы, хрипел, но продолжал бессмысленно бежать куда–то, в непонятном направлении, подскакивая, дергаясь из стороны в сторону, хватаясь, за что попало, покалеченными руками.
Большое сероватое здание оказалось рядом с ним, и что–то железное беспощадно схватило его острыми зубами, вцепилось в рубашку, весь мир полетел в лицо, и Мартин снова упал на колени. БОЖЕ БОЖЕ БОЖЕ Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ Я НЕ МОГУ НЕ МОГУ НО НУЖНО БЕЖАТЬ НУЖНО БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ БЕЖАТЬ…
Мартин слышал, что его уже догоняют, они уже почти за спиной, тяжело дышат в затылок, на шею опадает мелкая роса слюны. Его вот–вот схватят, собьют с ног, начнут бить, топтать. НЕТ НЕТ НЕТ НЕЛЬЗЯ ОСТАНАВЛИВАТЬСЯ НЕЛЬЗЯ НЕЛЬЗЯ…
Вот он завернул за угол, и где–то, далеко позади, осталось мимолетное название улицы:
КАЛЛЭ ДЕ ЭКСТРЕМА |
Эти слова сами зафиксировались в его воспаленном сознании…
И вдруг сердце перестало существовать в том месте, где оно когда–то, многие века назад существовало. Бежать стало мучительно больно, бежать Мартин уже совсем не мог, и в штанах вдруг стало больно и обдало горящей мокротой. В необъятном теле Мартина, что заполонило собой весь этот спящий город, что–то свело судорогой, от земли до неба со скрежетом продрало нечеловеческим хрипом и воем, и Мартин каким–то образом понял, что это именно он кричит, хрипит и воет. Он захлебывается слезами, он скулит. Он почему–то не может обернуться и посмотреть назад. Нет, он не может остановиться и он не может бежать, не может стоять, не может сидеть, лежать — он ничего не может, и существовать уже не может, но боится смерти и хочет жить.