Во-вторых, такая сессия сдавалась значительно легче, чем придавленная снеговыми сугробами зимняя. Весна всегда могла расшевелить любого, даже погрязшего в книгочтениях интроверта-профессора. Все становились отзывчивее. Хотелось говорить и слышать другого. Снисходительность и всепрощение становились хорошим тоном. А потом, кому хотелось связываться со студентом, добредшим до четвёртого курса и проламывающим последнюю преграду в спасительную гавань пятого?
Выступление Алексея и Данилы в парном разряде на открытом институтском теннисном турнире в апреле оказалось неожиданно удачным. Они заняли второе место, уступив лишь победителям, чемпионам Москвы из МГУ. Довольные друзья шутили:
– Ну, ничего, мы этим аспирантикам в следующем году промоем мозги. Дело-то за малым – надо стабилизировать первую подачу. Без неё никуда. А в игре на задней линии мы им не уступаем, да и бегаем к сетке лучше. Мы ещё станем грандами.
О том, что сессия на носу знала также и добрая тётя Вера, справедливо решившая, что еженедельные ненавязчивые напоминания о необходимости навалиться на учёбу бедовой голове её племянника не помешают.
– И, кроме того, – увещевала она Данилу. – Это нужно, прежде всего, тебе. Эту сессию нужно сдать не просто хорошо, а как-то ярко, чтобы в деканате знали не только о твоих спортивных достижениях, но и обратили внимание на твои интеллектуальные способности. Не забудь, следующий год выпускной, и ты просто обязан получить хорошее распределение. Я тебе должна сказать, что сегодня я разговаривала по телефону с твоей мамой. Так вот, она приезжает в мае из Вены, чтобы быть и заботиться о тебе, когда ты будешь сдавать экзамены.
Сестра тёти Веры и мать Данилы, Софья Михайловна, была по-своему примечательной женщиной. В свои пятьдесят она выглядела также хорошо, как и пятнадцать лет назад, сохранив стройную фигуру с красивой высокой талией, и предпочитала сложные причёски в дорийском стиле, которые умела укладывать сама. Видно на её отношение к самой себе наложило свой отпечаток её увлечение изобразительным искусством, в котором она знала толк, так как защитила кандидатскую на мудрёную тему «Зарождение и развитие маньеризма в искусстве Италии XVI в.». Её увлечение своим делом было столь велико, что она искренне верила в такую сомнительную тезу, что только изобразительное искусство, а скажем, не литература, может раскрыть сложный мир людских чувств и страстей. Она не сомневалась в том, что смысл таинственной улыбки «Джоконды» отражает спокойствие и внутреннее состояние женщины, когда она глубоко уверена в том, что она любима и почитаема.
