Рафаэль выкрикивал все новые и новые команды по телефону, настаивая, что он отвезет малышку в своем вертолете. Но в итоге она оказалась слишком маленькой и слабой и перестала дышать прежде, чем Рафаэль успел что-то сделать.
Встав, Лотти подошла к Рафаэлю. Больше всего на свете она хотела, чтобы он обнял ее, прижался к ней, успокоил ее, а она – его. Чтобы они разделили общую печаль, чтобы она сплотила их, а не отталкивала друг от друга. Но Рафаэль встал прежде, чем она приблизилась. С непроницаемым лицом, неприступный, с крепко сжатыми губами – все предупреждало, чтобы она не смела подходить и держалась от него подальше.
– Тебе пора. Мне надо сделать еще много звонков.
– Почему ты это делаешь, Рафаэль? Почему ты отталкиваешь меня каждый раз, когда речь идет о Серафине?
– Не понимаю, о чем ты.
– Все ты понимаешь. Ты бы видел себя сейчас! Ты просто-таки выдворяешь меня из комнаты.
– У меня нет времени на все это, Лотти.
– Вот видишь?! И так всегда, едва дело касается Серафины и того, как повлияла на нас ее смерть. Как мы будем двигаться дальше, если ты отказываешься обсуждать это?
– Нечего тут обсуждать. Все, что случилось, уже случилось. И никакие разговоры этого не изменят.
– А если не говорить об этом, это не значит, что боль уйдет. – Лотти смотрела прямо в его потемневшие глаза. – Почему бы не попытаться, Раф? Открыться друг другу? Все лучше, чем это… ледяное молчание. – Лотти изо всех сил боролась с подступающими рыданиями. – Почему ты не можешь поделиться со мной своими чувствами?
Рафаэль сделал несколько шагов к окну и снова повернулся к ней – на его лице была написана мука.
– Поверь – ты не захочешь разделить мои чувства.
– Просто поговори со мной открыто и честно. Пожалуйста!
– Хорошо. – Его взгляд был просто убийственным, руки сжались в кулаки, когда он заговорил. – Ты хочешь знать, что я чувствую. Так вот, я ощущаю потерю каждый день. Я чувствую злость, печаль, горечь, разочарование. Но больше всего – вину. Сильную, непреходящую вину, которая останется со мной до конца дней. – Они смотрели друг на друга в ужасающей тишине. – Ты это хотела услышать? Счастлива?
У Лотти внезапно закружилась голова, и ей пришлось опереться о край стола.
– Но это был несчастный случай – пойми это. Никто не виноват.
Рафаэль протестующе поднял руку:
– Это я привел чертова коня в стойло. Я должен был контролировать его. Я отвез тебя в этот чертов госпиталь, в котором не смогли помочь Серафине. – Его прекрасное лицо исказилось от невыносимого страдания. – Мне продолжать?
