Только даже такая геройская победа многих не радовала. Люди так думали про себя: С тунганцами как-нибудь справились бы и без колдуна, а вот от него самого народу еще больше зла, чем от любых кочевников. И как с ним справиться?
— Да тем более, они бы и вовсе, может, не напали, если бы колдун сам наши земли не разорил. — сказал Пила.
— Это так, горожанин. — согласился Вепрь.
— Да, точно. — подтвердил Рассветник — А что после этого стало хуже прежнего, это и говорить не надо. Ясноок перед великим князем теперь сделался не только мудрецом и героем, а прямо отцом родным! Злыдни со своими ватагами (а у наимудрейшего много верных слуг развелось) ездили по стране и брали столько дани, сколько хотели. Девушек увозили с собой, а когда набесятся с ними, то отправляли пешком обратно. К боярам, к купцам входили во дворы без спросу, как под свою крышу, неделями там пировали с хозяйского стола, пока дочиста не объедали, и уезжали как из хлева! А тут Ясноок придумал новую думу: стал своим подручным — даже не злыдням, а последним прихвостням, писать грамоты, чтобы везде во всем их слушались, как имени великого князя, и таких развелось уже — тьма! В любом мало-мальском городе засело по рылу с такой грамотой, строили себе дворцы, набирали слуг волей и неволей. Дружины себе набирали — таких же выродков жадных, как сами! И уже сами между собой грызлись, кому сидеть в городе побогаче, и кому злыдневскую сраку лизнуть посмачнее при случае! И все им только в ноги кланялись, и бояре пикнуть перед ними не смели. Жаловаться на них было бесполезно, дойти хоть до самого Светлого — князь им все спускал. Надо ли тут говорить, как простым мужикам приходилось!
— Не надо! — ответил Пила. — Про это я сам могу рассказать! Меня в то время вот этим поясом можно было дважды подпоясать! Мы нашу мать в те годы проводили, сестру проводили! Народ из городища как ветром сдувало. Опилки жрали из ямы, лебеду жрали! Вспомнишь так живот сводит!
— И так было не только в твоем городе. Так было во всех городах. Во всех местах было тошно. — сказал Вепрь.
— И всюду их терпели? — спросил Пила.
— Много, где не терпели. — сказал Рассветник — И в первую очередь — в Пятиградье. Из тамошних голов потворники колдуна прежнюю вольность сразу не смогли выбить. Там было большое смятение. Перебили всех слуг Ясноока — и тех что наехали из Стреженска с грамотами от колдуна, и уннаяка которые к ним примазались. Княжеского воеводу не тронули, а отправили в Стреженск с посланием Светлому. Писали князю обо всех несправедливостях и смертных обидах, напоминали о старых договорах Пятиградья с великими князьями, которых никто еще не расторгал, по которым уннаяка служили и платили князю дань за многие вольности. Да все напрасно. Теперь уже в Пятиградье пошли стреженские полки, и там сполна узнали, что такое гнев Ясноока! А пять городов колдун, будто в насмешку, отдал во владение своим пятерым злыдням.
