А наша новенькая биологиня вдруг всплескивает руками и к луже со всех ног:
— Ой, мальчики, прелесть какая!
Кузюмов с Рычиным на всякий случай за ней бросаются. И замирают.
— Действительно, великолепно! — изрекает штурман после минутного созерцания. — Такого сувенира никто еще не привозил…
— Вот именно! — рычит командир, направляется ко мне и твердой дланью, овеянной космическими ветрами, берет меня за шиворот. — Признавайся, жаловался аборигенам на жизнь?
Пожимаю плечами — было дело.
— И говорил, что данным наших разведок — грош цена?
— Что-то вроде…
— И что мы побираемся на складах?
— Ну, не то чтобы побираемся, но все-таки…
— И что клянчим у освоенное плазматрончики полевые?
— Положим, не плазматроны, а мультигрейферы…
— И что наш «Молинель» гроша ломаного не стоит?
Тут я молчу.
— Узнаю космопроходца по жалостливым словесам! Поди сюда, плакальщик вселенский, полюбуйся — твоя заслуга!
Что делать — подошел. А там лежит блестящий золотистый диск, метра полтора в диаметре. По ободу — изящнейшая чеканка: сплетенье виноградных лоз, где вместо ягод — крошечные галактики, а из-под листочков выглядывают разные диковинные конструкции, по-видимому, знаменующие развитие земной техники, а если честно признаться — помесь гетеродина с отверткой для работы в невесомости. А в самой середке этого затейливого венца — здоровенная единица и четкая выпуклая надпись, выполненная дециметровыми литерами
— Иди подбери монетку, — приказывает командир, — тебе говорю, позорище десантного космофлота! Доплакался-таки до того, что подали ему на бедность…
И тут вдруг возникает мелодичный голосок нашей биологини:
— Ну это с какой стороны посмотреть, — говорит она столь естественно, сколь может это сделать только тот человек, который не усвоил первую заповедь космолетчика: с командиром не спорят. — Зато теперь наш Стефан располагает уникальной монетой, за которую передерутся все нумизматы мира. Если бы только еще убрать мягкий знак…
Вот так мы и отбыли с Земли Григория Полубояринова, увозя с собой уникальный сувенир и потихонечку радуясь тому, что бояты не пришли нас провожать: не пришлось краснеть, благодарить за поданный грошик.
Но неожиданно благодарность получили мы сами: когда «Молинель» отошел от Боярыни на добрую сотню тысяч километров, экран межпланетной связи вдруг сам собой загорелся, и на нем в масштабе один к одному возник мой аксакал, который понятия не имел не только о гиперпередаче сигналов в космосе, но и о простейшем детекторном приемнике.
