Он пытался ответить себе на эти вопросы, а вокруг него тем временем шла беспечная, с шутками и взрывами смеха, беседа здоровых телом и духом людей: говорили о спорте. О том, что Сайд (так звали смуглого парня) утром взял высоту метр восемьдесят шесть сантиметров, а Ринга, его подруга — метр сорок семь, и это несправедливо, потому что Ринга на три сантиметра выше Сайда. И если она пожелает («Так пожелай! Пожелай!» — горячо советовал ей Сайд), то, конечно же, прыгнет на целых два метра.
Поликарпова они словно бы вовсе не замечали, да и сам он не вмешивался в их разговор. Что ж это все-таки за народ? Команда, готовящаяся к Олимпийским играм? Международный студенческий лагерь?…
К концу обеда такое предположение показалось ему наиболее правдоподобным. Однако, решив это выяснить, из осторожности он все же начал с другого.
— Друзья, — сказал он, обращаясь к молодым людям, как и прежде, по-английски. — Я попал к вам на остров случайно. В открытом море меня смыло за борт судна и вынесло на ваш берег. Я подданный Советского Союза, и хотя у вас тут очень хорошо, но, чтобы я мог возвратиться на родину, мне надо связаться с ближайшим советским консульством.
Он говорил и видел, что его не понимают. Слушают с вежливыми улыбками и крайне растерянно.
— Родина там, где мы, — наконец проговорила Ринга. — Родина здесь, на Зеленом острове.
— У каждого человека — своя родина, — несколько обиженно ответил Поликарпов.
— Родина там, где мы, — повторила Ринга с улыбкой снисхождения. — Больше нигде ничего нет.
Поликарпов поглядел на Сайда, затем на своего соседа справа (его звали Рэмо и, судя по внешности: рыжая шевелюра, крупные черты лица, — был это швед или норвежец) — оба они вежливо улыбались, слушая Рингу, и согласно кивали.
— Нет, вы непременно должны меня понять. Я не родился здесь, меня забросил к вам на остров несчастный случай. Я служу на судне. Вы все тоже наверно где-то учитесь, работаете, охотитесь, ловите рыбу…
Рэмо удивленно спросил:
— Для чего ловить рыбу?
Говоря это, он повернулся к Поликарпову, и тот увидел, что у Рэмо нет левой руки!
— Вы же потеряли руку? Где вы ее потеряли? На войне? На охоте?
Поликарпов был раздражен и потому спрашивал так прямолинейно.
— Рука? — Рэмо перестал улыбаться. — Но вы же знаете: это — знак счастья.
— Понимаю, — торопливо прервал его Поликарпов, почувствовав, что коснулся чего-то запретного. — Такой жертвой можно только гордиться.
— У меня тоже есть знак, — сказала Ринга и, откинув волосы, показала большой широкий шрам возле правого уха.
