Галерея Тейт Лондон | страница 12



Тернера пленили виды Италии. Об этом свидетельствует не только сама картина, но и начертанный на ней латинский девиз из оды Горация «К Каллиопе»: «Seu liquidae placuere Baiae» («иль Баий взморие влечет меня»).

Хотя согласно названию работы и утверждениям историков искусства здесь изображен именно Байский залив, совершенно очевидно, что картина представляет собой романтический идеализированный пейзаж и напоминает подобные пейзажи К. Лоррена. Известна забавная история: младший современник Тернера, художник Джордж Джонс, беседовал о картине с одним путешественником, недавно побывавшим на берегу Байского залива. Тот констатировал, что «половина сцены была просто вымышлена». Тогда возмущенный коллега начертал на раме: «Splendide mendax» (с латинского — «блестящая ложь»). Тернер повеселился и долгое время не удалял эту надпись.

На данном холсте Байский залив стал декорацией для повествования об Аполлоне и Кумской сивилле. Сюжет восходит к «Метаморфозам» Овидия. Он повествует о том, как Аполлон влюбился в сивиллу из Кум, что на севере Италии. Бог обольщал ее, обещая за объятия продлить ей жизнь на столько лет, сколько пылинок содержится в пригоршне пыли. И хотя она отказала ему, Аполлон сдержал свое слово и наделил ее долгожительством, но не дал вечной юности. Таким образом, она оказалась обреченной на столетия существования в образе дряхлой старухи. Сивилла, молодая женщина, изображена сидящей перед Аполлоном. Ее руки, сложенные чашечкой, наполнены пылью. Бог сидит перед нею на камне, одна его рука — на лире. Этот сюжет довольно поздний, впервые он появился в XVII веке.

Джозеф Мэллорд Уильям Тернер (1775–1851) Буря на море. Около 1840. Холст, масло. 91,4x121,6

Хотя Тернер, безусловно, был городским жителем, его всегда привлекала морская стихия. С начала 1830-х он постоянно наведывался в Маргейт — городок на побережье в графстве Кент. Здесь художник сделал множество зарисовок видов моря в разные моменты: штиля, волнения, бури, в дневные часы, на закате…

В картинах автора поражают и восхищают как сама идея, так и мастерство ее воплощения. Что касается идеи, то зритель всегда «слышит» в его пейзажах, в особенности морских, некий романтический мотив, который, кажется, изливается из самых глубин и сокровенных уголков человеческой души. Такое впечатление, что тернеровский пейзаж буквально что-то говорит, внушает… Он захватывает зрителя, делает его соучастником, внимающим зову природы.