Мы были лишены такого естественного удобства, как канализация. Мыли посуду, стирали носки и умывались над тазиком. За сутки в нём набиралось до краёв. Тазик стоял под кроватью и источал совершенно невыносимый смрад. Глубокой ночью, пошатываясь от тяжести своей ноши, я выносил эту жижу к ближайшей раковине на кухне. А потом брал два ведра и тихо пробирался в женский туалет за свежей водой. Двух вёдер должно было хватить на сутки. Там, в отхожем месте, тускло горела лампочка. Из единственного крана сочилась тонкая струйка воды. В полумраке сортира трудно было разглядеть что–либо вокруг. Однажды меня не узнали. Прижавшись к сырой стенке и стараясь не дышать, я ждал, когда наполнятся вёдра, и тут в уборную вошла тоненькая девчушка в трусах. Она бесцеремонно сдвинула моё ведро в сторону, произнесла «я недолго» и, раздевшись до гола, спокойно совершила у крана свой вечерний туалет, понятный не только гинекологу. Я стоял ни жив ни мёртв, прижавшись к стене и боясь обнаружить свою половую принадлежность. В тот раз обошлось: девчонка не признала во мне мужчину…
По вечерам к общежитию приходили женихи. Они кидали камешки в окна и очень удивлялись, когда в проёме вдруг появлялся я.
— А где Алиса? — потерянно спрашивали мальчики.
— Алиса здесь больше не живёт.
Мы работали допоздна. Я читал акушерский учебник Иосифа Жордании, Иринка затаскивала на свой беременный живот деревянную спинку кровати и на этом импровизированном столе готовилась к завтрашним урокам. В нашем окне подолгу горел свет. Однажды это сыграло с нами злую шутку. Раздался оглушительный хлопок. Мы онемели от страха. Через несколько секунд по двойной дырке в стекле я понял, что в комнату влетел увесистый булыжник. Женишки мстили девочкам–целочкам за несговорчивость.
Что это было со мной? Я высунулся в форточку и заорал на весь Щукин:
— Падла! козёл вонючий! Разорву гада на хер!
На следующий день купил бутылку «Столичной» для местного плотника, и он вставил нам новое стекло.
Наконец я пошел работать. Проще всего в женскую консультацию можно было попасть через всё тот же рынок. По пути на службу я останавливался у крана возле цветочного ряда, там, где бойкие азеры готовили свой духманистый шашлык, и торопливо чистил зубы. Вероятно, кто–то из моих пациенток видел это, но меня это уже не смущало. Я почувствовал вкус к бродяжьей жизни. Ко всему можно привыкнуть. Мы долгое время думали так и были совершенно искренни в своём заблуждении, пока со зловещей остротой не осознали, наконец, что очень скоро нас станет трое.
