Едва мама ушла, пообещав забрать Лёньку через полтора часа, к нему немедленно подбежал какой–то вихрастый парнишка в старенькой линялой рубашонке и весело вскричал:
— Ага! новенький!
Он встал в боксёрскую стойку и принялся размахивать перед носом у опешившего Лёньки своими костлявыми кулачишками, приговаривая при этом:
— Вот так! Так! Так!..
Лёнька сжался, насупился, попятился. А потом размахнулся и что было сил огрел балалайкой своего обидчика. Тот сперва онемел от неожиданности, а потом решительно и безутешно заревел, пуская пузыри и хлюпая носом.
— Ого! Первый конфликт на творческой почве? — громко прозвучало у самого уха Лёньки Ковалёва. — Что–то раненько сегодня.
Это был преподаватель класса струнных инструментов — худющий седенький субъект неопределённого возраста, весёлый, энергичный, стремительный. Он метнулся вглубь класса и крикнул зычно:
— А ну–ка, петухи, по местам! По плацкартам согласно купленным билетам! Пора, чёрт возьми, приступить к делу!
Все разом умолкли, стали рассаживаться. Где–то сзади грохнулся стул. Жалобно тренькнула балалайка, свалившаяся со стула на пол. Учитель подбежал к доске, начертил пять линеек мелом и стал писать ноты. Он говорил долго, называл каждую ноту по имени, показывал, где их можно найти на балалайке, и то и дело подпускал словечко нарочно позаковыристее, чтобы все видели, какой он умный: «тоника», «мажор–минор», «тон–полутон», «кварта–квинта»… Наверно, Лёнька опоздал, это был уже не первый урок. Ребята учителя понимали, а Лёнька сидел оглушённый и растерянный, тщетно пытаясь хоть что–нибудь запомнить. Ему было грустно и хотелось плакать.
Потом ученики достали из сумок цветные пластмассовые сердечки–медиаторы и принялись мелко теребить струны своих мандолин и балалаек, стараясь добиться долгой–предолгой трели. Попробовал сделать это и Лёнька, но у него не получилось. Настроение окончательно испортилось. «Больше не приду», — решил он и надулся.
Позже учитель подошёл к Лёньке, показал, как нужно держать балалайку, объяснил, что такое скрипичный ключ и звукоряд и велел выучить дома ноты первой октавы.
Домашнее задание показало мальчишке чересчур уж сложным, а главное глупым. Лёнька ведь думал, что сразу же, с первого дня, будет уметь играть… ну, хотя бы простейшие пьески, а ещё лучше — то, что давно уже знал и любил: например, «Красотки, красотки, красотки кабаре…» или что–нибудь в том же духе. А тут сиди учи ноты и тренькай на одной струне, как ненормальный. Нет, это всё не то. Лёнька с некоторых пор слыл записным артистом и хорошо знал, что такое успех, — а теперь вот что же: начинай с нуля? Обидно…
