Музыка в «Афродизиаке» напоминает идущую среди звона сверчков под вечер отару овец, ведомых к ночлегу позвякивающим колокольчиком козла.
Есть подозрение, что земля — место самых жутких плотоядных тварей во Вселенной. Автор.
Пур — Шпагатов — известный борец за свободу голоса — обладал порхающей походкой, длинными, непропорциональными туловищу ногами и лицом обиженной старушки. Был он владельцем косметического салона на улице Гения и прозвища Прыщедав.
— Спрашиваешь у него: Пур, как жизнь? И он всегда отвечает одно и то же. Была, мол, тяжёлая полоса, а теперь она позади, теперь всё хорошо.
— Оптимист этот, как его, Пур — Шпагат.
Лицо Якова — Льва стало брезгливо–сосредоточенным:
— Это о нём слухи, что он…
— Да, — осклабясь, избавил шефа от неприличного слова Бабуш. — Он мальчиков любит. Но больше, когда мальчики любят его. Может, поставим его на попа? — подвыл койотом Бабуш.
— Мысль рациональна, хотя подобные Шпагату весьма безобидны.
— Но ведь такие, как Пур, уроды! Генетические притом!
Слово «уроды» Бабуш произнёс с ударением на первом слоге.
— Для таких есть дома и другие специалисты, — оборвал Яков — Лев.
— Конечно, шеф!
— Опять! — дёрнулся Яков — Лев. — Не шеф, не босс и не патрон.
— Всё время забываю это слово, — виновато пролепетал Бабуш.
— Затверди, в конце концов, — варьируя интонациями, сказал Яков — Лев. — Ну–ка, повторяй: Ма!
— Ма.
— Эс!
— Эс.
— Тро!
— Тро.
Пур — Шпагатов — местечковый мистик. Автор.
Не говори всей правды, если хочешь, чтобы тебе поверили. Пиза.
Психома
Горькая вода, омывающая самое сердце земли, — подземная черная, холодная — зашевелилась и, до этого момента неподвижная, стала подниматься к тёплой почве. Видать, стало ей невмоготу стояние в глуби земной, наскучило довольствоваться каплями света, изредка просачивающимися сквозь капилляры колодцев.
Мёртвая вода безмолвно поднималась, медленно восходила к вершинам своим, долго шла, пока не лизнула светящиеся и нежные корешки древовеков, испокон живущих на прибрежных кручах. Длинные корни этих древовеков прошили почву от верха до основания и дальше проникли. Тончайшие нервы великанов — они для того и светились во мраке подземном, они для того и пробивались туда, к Аидам, чтобы дать деревьям знать, что глубже либо жар сердца земного, либо камень–гранит, либо, как теперь — вода: черная, хладная, мёртвая. Лизнула она серебристые живые нити, связанные с сердцевиной древовеков, и с каждого из них упало по два листочка. Летели они от самых макушек великанов. И, пока достигли земли, пожелтели.
