Самая высокая на свете гора | страница 4



Теперь Сашка на три дня исключили из школы. Если бы Котьку исключили на три дня, он бы от радости пищал, а Сашко смотрит в одну точку. Мне жаль Сашка, но ему об этом не скажешь — обидится. Я уж знаю. Один раз он играл в ножички и всадил нож не в землю, а в ногу и потом вытаскивал лезвие из ступни и даже не поморщился. А у меня физиономия сама собой скривилась, и я спросил: «Тебе больно, Саньк?» А он отвернулся и ничего не ответил. Так и теперь могло случиться.

— Димка, — сказал вдруг Сашко, — а ты знаешь, я ведь ничегошеньки в жизни не умею.

— Не выдумывай, Чемурако, — говорю. — Как это — ничего? Ну, а… а… ну, кто лучше тебя в классе в баскет играет?

— «А-а…»! — невесело передразнил меня Сашко. — Вот видишь, ничего, кроме баскета, и не назовешь. А я не о том. В баскет всякий может… Вот знаешь, папа говорил, что каждое дело надо делать по-настоящему, но у человека должно быть главное, без чего он жить не может и в чем, папа говорил, он должен полностью выявиться. Понимаешь?

Я кивнул головой, а он говорит:

— Неправда, так сразу не поймешь, я об этом знаешь сколько уже думаю, а все как следует не понял… Вот мама моя… Когда она приезжает, всё в доме становится лучше. И мне хочется, чтобы она всегда была дома, варила вкусные блюда и делала гномов и дятлов из сухих сучков. Но я ей об этом все равно не скажу. Она ведь не просто мама — она хозяйка Медной горы. Все советуют маме бросить экспедиции и воспитывать меня, потому что я сорвиголова. Она спрашивает: «Ты правда хочешь, чтобы я водила тебя за руку в школу?» Я говорю: «Нет, хозяйка Медной горы, поезжай в экспедицию и найди свой заветный минерал. А я уж постараюсь». Вот и постарался!

— Мы твоей маме ничего не напишем.

— Не в этом дело, можете писать, если Котьке так хочется. Только — чем я лучше Котьки?

— Ну, это уж совсем глупости!

— Нет, правда! У Котьки нет главного — и у меня нет. Будь у меня главное, все бы не кричали: «Чемурако, что ты за человек?»

— А ты еще, Сашко, умеешь разные истории выдумывать. Ты же сам говорил, что не можешь жить без этого.

— Ну, Димка, когда у человека главное — всякие истории, так это не человек, а пустое место. Вот я и есть пустое место.

Никогда еще мы с Сашком не говорили о таких взрослых вещах. Мы всегда больше про футбол, про школу, ну, про все обыкновенное. А про главное — нет, про это мы еще не говорили. У меня даже голова заболела, так я задумался. Словно там мозги заворочались.

А Сашко сделался совсем грустный, будто и в самом деле заболел. Тут я вдруг вспомнил, что принес ему тетрадку с домашними заданиями. Нам учительница литературы иногда задает написать про какой-нибудь случай или рассказать об интересном человеке. У Сашка это здорово выходит. Он как распишет, как распишет! Раз на истории он стал рассказывать про одного короля и про его походы — мы прямо заслушались. И откуда, думаем, он все это вычитал — в учебнике такого нет. А учитель вдруг говорит: «Чемурако, тебе следовало бы поставить двойку за то, что ты решил обмануть нас всех своими россказнями, но уж больно ты правдоподобно выдумал! Скажи, в каком году была Грюнвальдская битва?» И не поставил ему двойку. Котька тогда выпятил губу: мол, Чемурако хитрый, ему все сходит с рук. А попробовал бы сам — небось не хватит завода на такую хитрость!