Играя на дороге в 'пятнашки' с другими автомобилями, я быстро двигалась в сторону Олимпийского проспекта и размышляла ни о чём и обо всём. О том, что 'Дуа' — это моё школьное прозвище, образованное от моей грузинской фамилии, Тодуа. Мама, редкая по красоте грузинка (а у настоящих грузин только светлые глаза и светлые волосы) назвала меня Катя — Екатерина, уверяя всех и каждого, что это имя носили только красавицы, королевы и святые. 'И ещё грешницы', — с некоторых пор мысленно добавляла я.
Впрочем, 'грешить' я начала скорее поздно, чем рано. Мой первый 'грех' случился со мной в шестнадцать лет, за полгода до того, как от рака сгорела мама. Отчаявшись от мрачного ожидания неизбежного конца любимого мной человека, я безвольно отдалась своему однокласснику, который был моей первой детской влюбленностью. Игорь стоял со мной на похоронах, когда в землю опускали обитый красным гроб, и преданно оставался рядом ещё год. Потом наши отношения сами собой сошли на 'нет', потому что дружба, увы, сломалась, а любовь, потоптавшись на обломках полудетской связи, замешанной на признательности и тоске, ушла, так и не случившись.
Следующий 'грех' произошёл у меня ровно через полтора года. Синеглазый Серёжа был братом моей институтской подруги. Из жарких, совсем не братских объятий родилась настоящая страсть — и такая же ревность, которая у мужчин обычно сопряжена с отчаянием, а у женщин — с предприимчивостью. Устав от ежедневных объяснений на тему: 'Почему ты ему улыбалась? Кто тебе звонил? Где ты была?', я не придумала ничего лучше, как устроить дикий, злой и недостойный гордой фамилии моих предков скандал, и удалилась в будущее, уже манившее меня обложками глянцевых журналов. Нет, дело было не в поиске лучшей доли или больших денег — к тому моменту я начала сниматься в рекламе свадебных платьев, восхитительного белья и дорогих автомобилей 'А — класса', и даже связала свои дни и ночи с симпатичным шведом — фотографом модельного агентства 'Арт — Престиж'.
История чувств, подиума и профессиональных съёмок закончилась через два года, когда агентство стало напоминать миниатюрное эскорт — бюро в стиле Листермана, а мой любимый — вести странные речи о том, что было бы неплохо снять домашнее порно. 'Нужно всё попробовать, пока ты красива и молода. Хочешь, я покажу тебе некоторые наши с тобой сеты?' Увидев то, что наснимал Бьорн, я проплакала полночи. Как девушка не только красивая, но и разумная, я утром собрала свои вещи, забрала все свои и его негативы и навсегда выкатилась из студии, показав шведу на прощание средний палец и пообещав, в случае чего, нажаловаться своему папе.
