О школе он и не вспомнил.
Леха не зашел ни в этот день, ни в следующий, он пропал, не появлялся и дома. Плача, мать расспрашивала всех, кто видел сына в последний раз; насупившись, Володька не сказал о нем ни слова, только после уроков, молча и быстро собравшись, исчез, ходил допоздна, как чумной, по друзьям Алексея, объехал вдоль и поперек город, но никто сообщить что–либо вразумительное о Лехе не мог. В неувенчавшихся успехом поисках винил себя, винил за то, что оставил друга, раздражался по пустякам и уж думал: «Если его нет в живых, то и мне…» — не спал ночь, а наутро, усталый, грустный, потемневший лицом Володька, подходя к классу, услышал звонкий, веселый смех Куницына и рванулся к двери: «Неужели?! Действительно, живой, невредимый, за партой сидел Алексей.
— Ты жив! Слава Богу! — облегченно и как на последнем издыхании кричал Володька, но тут же последовал еще один, дикий крик, тонкий, надрывный, почти истеричный: — Ты! Ты обо мне подумал?! Мать твоя в слезах! Ты идиот! Я город перевернул, сбился с ног! Понял?!
Володька яростно хлопнул дверьми и быстро зашагал прочь от кабинета, слезы сами по себе вырывались из глаз. Догнал его Леха на лестнице: «Володь, извини. Хорошо? Погоди, Володь. Извини, я очень прошу, очень».
— Отстань!
— Ну, Володь, я ж не хотел.
— Отстань!
— Ты что обиделся?
— На обидчивых… сам понимаешь…
— Ну, не дуйся.
После уроков Леха дошел с Володькой до дома, попрощался и хотел было уйти, но задержался и попросил придержать у себя черный кожаный «дипломат», который держал в руках. И необычность просьбы, и его тон, чуть вздрагивающий, смирительный, и эти глаза, по–виноватому опущенные, напомнили что–то Яковлеву, то, что было, когда стоял с Лехой в сыроватом пивном подвальчике в окружении странных ребят постарше; Леха был тогда словно подавлен, унижен, в глазах мелькал страх, и в голосе проскальзывали те же просительные нотки.
«Почему я не могу отказать? Почему он, мой друг, сильный человек, так жалок?» — думал Владимир, смущенный, обеспокоенный и видом Лехи, и тем, что этого явно чужого «дипломата» он раньше у Лехи не видел, но «дипломат» принял.
Вечером его забрал, но не Куницын, а какой–то парень, утверждавший, что от Лехи, взамен он оставил два червонца.
На следующий день перед уроками Яковлев услышал обрывок разговора восьмиклассников, которые возбужденно обсуждали случай воровства в школе.
— Ты украл его? — прямо спросил Володька, когда отдавал Лехе деньги.
