Тропинка петляла между лунок и уже порядком осевших снежных сугробов, иногда уходила далеко в сторону, сворачивала, огибая какую-либо полынью. Афанасий время от времени оглядывался назад на море и, сам не зная зачем, искал глазами удачливого мужичишку, заловившего судака. Тот по-прежнему трудился на дармовой рыбной путине: перебегал от одной проруби к другой, тыкал туда остями, что-то кричал рыбакам, матерился…
Надежда, увидев Володю мокрым и обледенелым, принялась было ругать его, но Екатерина Матвеевна тут же остановила ее, заступилась и за Володю, и за Афанасия:
— В море всякое бывает… Привыкай.
Надежда в ответ лишь вздохнула, да с тем они и пошли к дому…
* * *
Лед держался на море еще целых две недели. Ходить, правда, по нему было уже опасно: он расползался прямо под ногами, проседал, но с места не трогался, простору и воздуха задохнувшейся рыбе не давал. Лунки и проруби, набитые в первые дни замора, возле которых рыба находила хоть какое-то спасение, теперь затягивались на ночь хрустким голубоватым ледком. Он иногда держался до самого обеда, и рыба совсем задыхалась под ним, гибла.
Но весна день за днем все же брала свое. И вот наконец-то пошел разлив. Вода затопила Володин гараж, гуляла по пляжам и даже поднялась в нескольких местах на гранитную городскую набережную. Оно и неудивительно: зима ведь была и снежной, и морозной да и держалась, считай, до середины апреля…
В первый же день разлива Афанасий вышел к морю и едва не повернул назад, не сделав и десятка шагов. Ни разу в жизни не видел он подобного зрелища. Морская ледяная волна при каждом своем накате выбрасывала на берег останки заморенной рыбы. Были здесь почти метровые судаки и щуки, были сазаны и лещи, красноперки и толстолобики, встречались даже караси и лини, которых замор достал на самых глубинах. Все это теперь догнивало на берегу, перепутанное какими-то чернильно-синими, тоже гниющими водорослями. Прожорливое, ненасытное воронье, отпугивая своим криком только что вернувшихся к морю чаек, безнаказанно бродило по побережью, затевало драки за каждую рыбью голову, хотя их тут было несметное количество. Летняя заводская потрава по сравнению с замором казалась теперь Афанасию просто мелким несчастным случаем…
Несколько раз на берегу появлялось на нежно-сизых «Волгах» какое-то начальство, ворошило рыбьи останки, молчаливо поглядывая на море, которое после такой зимы, судя по всему, надо было брать под опеку, лечить, выхаживать, как нелюбимое, но все ж таки появившееся на свет дитя… Замечал среди этой толпы Афанасий и Николая…
